— Вырывай следующую и жги.

Девушка не стала задавать вопросов. Они молча жгли страницы, одну за одной. Дым пламени щипал глаза, горящая бумага нестерпимо воняла. Мария смотрела на то, как опадает на землю черный пепел и думала о том, что вместе с этим дневником отпускает Наташу. Очаровательную, веселую, ласковую, как кошечка, девушку с веснушками, которая всегда могла ее развеселить. И потаскуху, которая спала с обеими ее братьями и обманывала одного из них.

— Зачем вы это сжигаете, пани? — нарушила тишину Ирена, послушно вырывая очередной листочек.

— Чтобы навсегда скрыть преступление.

E se Arlecchin t’invola Colombina...** Верно, незачем паяцу об этом знать. Она уж постарается. Винцентий должен скорее забыть Наташу и двигаться дальше — боль от предательства ему только помешает.

— Ой, тут склеенные странички в конце...

Ирена их разлепила и протянула одну Марии. Исписанную текстом, который она не видела. "Моя дорогая Мария!" — выхватило ее зрение самое начало страницы.

— Стой!

Взяв у девушки последние листочки, Мария жадно вчиталась в незнакомые слова. Как она могла не заметить склеенных страниц?

— Я бы хотела побыть одна, — поспешно сказала она Ирене. — Прошу, оставь меня.

Едва вампирша скрылась за поворотом дорожки, Мария отняла лист от груди.

Мария чувствовала, как холод проникает сквозь одежду, а близость огня лишь обжигает руки и лицо. Где-то в темной массе деревьев попискивал дрозд. Выдохнув, Мария протянула письмо к огню. Едва оно догорело, она достала и первую страницу дневника, которую ранее хотела сохранить.

— Прощай, подруженька, — прошептала она, глядя, как пламя свечки пожирает строку за строкой.

Затем огонь поглотил и это.

Мария встала, чувствуя, как слезятся глаза — то ли от дыма, то ли от тоски. Напротив надгробья серела скамья без спинки. Мария доковыляла до нее и рухнула на влажные доски, будто Наташина тайна придавила ее плечи непомерным грузом.

Сколько она так просидела? Час? Два? А может всего десять минут? От своего оцепенения она очнулась, когда на дорожке показался Щука. Последний козак накинул ей на плечи свой теплый бушлат и сел рядом.

— Вы нашли... — она запнулась, потому что называть Андрея по имени не хотела. — Моего... моего брата?

Услышав, как отвратительно звучит ее неуверенный голос, Мария сжала кулаки и до скрипа стиснула зубы. Просто прелестно! Весь привычный мир может охватить хаос войны, а она здесь сидит и хнычет о том, какой ее братец подонок, а подруга шалава. Жар ярости, живо напомнивший ей об отце, охватил все ее тело. Она вдруг поняла Андрея, который, не стесняясь, крушил мебель в порывах злости. Не понимая, что ей делать с этим состоянием, Мария рявкнула:

— Отвечайте же, Максим! Хватит выдерживать эти свои... многозначительные паузы. Мы не в театре!

— Не нашел, — сказал Щука. — Я пришел поговорить о другом. Без свидетелей.

— Без свидетелей? Под открытым небом? Как же, интересно?

Ее руки тряслись, а сама она несла полную чушь. Конечно же, он мог выставить дозор из своей дохлой армии хоть на каждой тропинке. Мария выдохнула, пытаясь взять себя в руки.

Щука невозмутимо провел рукой вдоль ограды кладбища внизу под холмом.

— Я выставил везде своих стражей. На кладбище мы одни, если не считать Марека с Иренкой, но они навряд ли поймут смысл нашего разговора. По-украински еще как-то кумекают, а по-русски — совсем нет.

Помолчав, он все же осторожно начал. На русском языке.

— Я бы хотел поговорить о вашем брате... Вы ведь знаете, какую политику он ведет?

Мария не отвечала.

— Он тесно спутался с коммуняками. Настолько тесно, что уже непонятно, где чьи интересы. Вы знаете мой интерес. Это было условием, что я буду служить вам.

— Знаю, — кратко сказала она. — У вас есть сигареты? Мне нужно закурить.

Он протянул ей "Беломорканал" вместо привычных папирос.

— Купил, пока вы звонили, — пояснил он с легкой улыбкой. — Так вот... ваш брат.

— Мой брат — моральный урод, — процедила Мария сквозь зубы, прикуривая. — Он прекрасно знал, что пока вы не получите свою Украину в виде независимой страны, то будете работать на него. А когда получите, то он ни черта от вас не дождется, потому что срок вашей службы оговаривался только до этого момента. А вы не дурак вечно быть сторожем для моего брата. Поэтому он поддерживал большевицкое восстание в Киеве. Формально, у него не было настоящих рычагов давления на тогдашнюю власть, но у него уже были связи в партии, через которые он действовал. И формально ему невозможно было ничего предъявить, потому что он будто был ни при чём, но с годами его связи становились все обширнее, а Украина все больше оказывалась под властью большевиков... Эдакая дева в беде, которую вы старались спасти, а он создавал видимость того, что вот-вот поможет вам это сделать, но надо подождать еще немного. Вы об этом хотели поговорить?