Поморгав, он смотрит на свои часы и прищуривается.

— Где-то полчаса назад.

— Пробитая сонная артерия, — в двух словах рассказываю я ей. — И все безуспешно.

Папа неодобрительно хмурится.

— Таннер, — низким голосом говорит он.

— А что? Я просто избавляю тебя от необходимости проходить через это снова.

Мама тихо подходит к нему и обхватывает его лицо ладонями. Мне не слышно, что она говорит, но тихий звук ее голоса заставляет и меня чувствовать себя лучше.

В черной пижаме и с птичьим гнездом на голове, шаркая ногами, заявляется хмурая Хейли.

— Почему вы так орете?

Забавно, что она выбрала момент, когда все молчат.

— Это просто высокофункциональные люди, — отвечаю я. Она шлепает меня по груди и пытается уговорить маму позволить ей кофе. Как и ожидалось, мама отказывает и предлагает ей апельсиновый сок.

— Кофе затормозит твой рост, — говорю я Хейли.

— Вот, значит, почему твой пенис такой…

— Таннер собрался идти работать над своим заданием, — с нажимом в голосе перебивает ее папа. — Кое с кем по имени Себастьян.

— Ага, с парнем, который ему нравится, — говорит Хейли. Мама резко поднимает голову и смотрит на меня.

Все внутри превращается в сгусток чистейшей паники.

— Ничего подобного.

Она скептически смотрит на меня.

— Ну ладно.

Папа подается вперед, выглядя уже более проснувшимся.

— Нравится в смысле нравится?

— Нет, — я мотаю головой. — В смысле, что он хороший человек и может помочь мне получить пятерку. Он всего лишь наш помощник учителя.

Папа широко улыбается, словно дает понять, что даже если мне и не нравится парень, которого мы сейчас обсуждаем, он нормально воспринимает мою сексуальную ориентацию. Этому моменту не хватает разве что мотивационного стикера.

С тяжелым стуком Хейли ставит стакан апельсинового сока на стол.

— Ага, всего лишь ваш помощник учителя, которого Отем описала как суперсекси, а ты сказал, что он краснеет пятнами.

— Но он просто помогает тебе с книгой, да? — вмешивается мама.

Я киваю.

— Ага.

Сторонний наблюдатель приписал бы мамину нервозностью тому, что речь идет о парне. Но нет — она дергается из-за того, что Себастьян мормон.

— Ладно, — мама говорит это так, будто мы только что заключили с ней сделку. — Хорошо.

От беспокойства в ее голосе внутри у меня все горит и вот-вот прожжет дыру. Я хватаю стакан Хейли и выпиваю ее сок до дна, чтобы потушить это пламя. Она смотрит на маму, ожидая, что та меня отчитает, но они с папой молча обмениваются взглядами, будто что-то обсуждают.

— Мне интересно, может ли парень-мормон и парень-анти-мормон быть друзьями? — говорю я им.

— То есть ты рассматриваешь это как эксперимент? — осторожно интересуется папа.

— Вроде как. Да.

— Хорошо, но только не играй с ним, — просит мама.

Я издаю стон. Разговор становится утомительным.

— Народ, хватит, — я иду к двери и беру рюкзак. — Это для школы. Мы просто поработаем над моим планом.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

Я пишу в блокноте эти слова раз семнадцать, пока жду Себастьяна в условленном месте: в Писательском алькове Городской Библиотеки Прово.

Когда идеальным почерком он написал мне свой электронный адрес, я почему-то был уверен, что он ожидал от меня предложения встретиться в «Шейк Шаке» — только не в «Старбаксе», ни дай бог, — после чего мы бы прошлись по моему плану. Но сидеть с ним в публичном месте, где нас может увидеть кто угодно из школы, означало бы слишком открыться. Терпеть не могу так думать, но что, если кто-нибудь решит, будто я захотел стать мормоном? Или что, если кто-нибудь увидит его и задастся вопросом, чем это он занят с не мормоном? Что, если Футболист-Дэйв заметит, как на занятиях я глаз не спускаю с Себастьяна, а епископ наведет справки у кого-нибудь из Пало-Альто — и кто-то скажет, что я би, — и он расскажет Себастьяну, а Себастьян, в свою очередь, расскажет всем остальным?

Кажется, я чересчур много думаю об этом.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

МЫ ПРОСТО ПОРАБОТАЕМ НАД МОИМ ПЛАНОМ.

Позади меня на лестнице раздаются шаги, и времени у меня остается лишь на то, чтобы встать и уронить блокнот на пол, когда появляется Себастьян, выглядящий как модель одежды «Патагония»: в синей дутой куртке, черных брюках-чинос и кроссовках «Меррелл».

Он улыбается. Его лицо раскраснелось от холода, а меня что-то колет изнутри — так сильно я люблю смотреть на него.