Мне так неловко и стыдно. Я изо всех сил пытаюсь вернуть свою уверенную улыбку — ту, благодаря которой всегда получаю желаемое.

— Полегче со мной. Я все еще учусь, как разговаривать с мормонами.

К моему глубочайшему облегчению, в ответ на это Себастьян искренне смеется.

— Готов перевести с одного языка на другой.

После этого мы склоняемся над моим ноутбуком и читаем написанные мной скупые строки.

Наполовину еврей, наполовину непонятно кто, этот парень-квир живет в наводненном мормонами городе. И он ждет не дождется возможности уехать.

Я чувствую, как сидящий рядом Себастьян замирает, и тут же понимаю свою ошибку: идея книги так и осталась без изменений. Мое сердце ухает куда-то вниз.

Я не против рассказать Себастьяну, что хочу уехать. И даже не чувствую вину за грубоватые слова про наводненный мормонами город, хотя, наверное, должен бы. Но все это затмевает единственное слово.

Я забыл удалить «квир».

Никто здесь — по крайней мере, помимо моей семьи — не знает этого обо мне.

Незаметно стараюсь оценить реакцию Себастьяна. У него розовые щеки, а взгляд прыгает на начало фразы, чтобы перечитать.

Я открываю было рот, чтобы что-то сказать — и объяснить, — но тут Себастьян говорит:

— Значит, это твоя основная идея, так? Ты будешь писать о некоем гомосексуале, живущем в Прово?

По всему кровотоку приятной прохладой разливается облегчение. Конечно же, он и не подумал, что книга будет обо мне.

Я энергично киваю.

— Решил, что он будет бисексуалом. Но да.

— И он недавно сюда переехал…

Снова киваю, но потом улавливаю в его интонации что-то привлекающее внимание, какую-то догадку. Если Себастьян захочет разузнать побольше про Таннера Скотта, то выяснит, что я переехал сюда как раз перед началом десятого класса и что мой отец еврей и врач в долине Юты.

Он даже может узнать, что моя мама была отлучена от церкви.

Когда мы встречаемся взглядами, Себастьян улыбается. Кажется, он давно отточил свою реакцию на подобное. И я уверен, что он знает. А мои страхи насчет того, что Футболист-Дэйв расскажет епископу, а епископ — Себастьяну, кажутся теперь чересчур надуманными. Потому что я просто взял и сам себя выдал.

— Больше никто не знает, — слова вылетают сами собой.

Качнув один раз головой, Себастьян говорит:

— Все в порядке, Таннер.

— Буквально — больше никто, — говорю я, проведя рукой по лицу. — Я собирался удалить слово «квир», и это одна из причин, почему у меня все застопорилось. Мне по-прежнему хочется оставить главного героя бисексуальным, но я не понимаю, как напишу подобную книгу во время этого курса. И захочет ли Фудзита — или родители, — чтобы я это сделал.

Наклонившись, Себастьян ловит мой взгляд.

— Таннер, ты можешь написать книгу о чем хочешь.

— Родители установили твердое правило не рассказывать о себе, пока мы живем здесь. Разве что этому человеку действительно доверяю.

Я не рассказал своей лучшей подруге, а сейчас откровенничаю с тем, кому, наверное, вообще не стоило бы об этом говорить.

Его брови медленно поднимаются.

— Твои родители знают?

— Ага.

— И они нормально к этому относятся?

— Мама… вообще-то, она меня яростно поддерживает.

После секундного молчания Себастьян снова поворачивается к ноутбуку.

— Думаю, это будет отличная идея — написать об этом, — тихо говорит он. Подавшись вперед, Себастьян показывает на экран указательным пальцем. — В этих двух предложениях уже немало сказано. Много чувств и боли, — потом он снова смотрит мне в глаза. В его радужках безумный микс из зеленого, коричневого и желтого цветов. — Точно не скажу, насколько смогу быть полезен по этой теме, но буду рад обсудить.

У меня такое ощущение, словно его слова меня поцарапали, и я морщу нос.

— Ты был бы так же готов помочь, решись я написать про драконов и зомби, да?

Смех Себастьяна тут же становится моим любимым звуком.

— Верно подмечено.

На восстановление нормального сердечного ритма уходит минут двадцать, а все это время Себастьян продолжает говорить. Я практически чувствую, что он в курсе моего умственного затыка и нарочно успокаивает меня разговором, но его слова лишь завораживают ритмом.

Он говорит мне, что все в порядке и в наличии одной только идеи нет ничего страшного. Что каждая книга начинается с чего-то вроде этого — с предложения, образа или кусочка диалога. Он предлагает мне для начала решить, кто главный герой и в чем основной конфликт.