Шрифт:
– Нет. Это был не бар. Это был бордель.
Тошнота подступила к горлу. Прямо как тогда, когда я впервые через знакомых узнала, что это за заведение. И руки также тряслись. И также хотелось плакать. Хотя нет. Сейчас хочется не плакать. Сейчас хочется курить. Я снова потянулась за сигаретой.
– Бордель… — осторожно повторяешь ты. В стеклянных глазах застыл страх. Неужели, ты стала чувствовать себя копией Лин? Ты испугалась за своё будущее, Бри? Что ж. Значит, мои мучения не напрасны.
– Да. Публичный дом с очень дорогими, можно сказать эксклюзивными проститутками. Я узнала об этом через одного старого друга. Он бывал в этом заведении. Частный клуб. Дорогостоящий эскорт, только для богачей. Таких, как отец Лин. Разве не ирония? Не удивлюсь, если он и сам бывал в числе гостей этого клуба. Ведь по забавному стечению обстоятельств директором и полноправным хозяином борделя был его лучший друг. Солидный бизнесмен имел неплохой доход с «вип»-клуба. И Лина стала одной из его эксклюзивных кукол. Её отцу, разумеется, не полагалось знать, чем занимается доченька (строжайшая конфиденциальность). В то время Лин рекламировали как «дочурку миллионера» и многие конкуренты её отца с удовольствием платили деньги за то, чтобы отыметь развратную принцесску в любой удобной позе.
Боль. В сердце? Нет. Болит рука. Я сама вцепилась ногтями в собственную ладонь. А сердце. Оно уже не болит. На том месте жёсткие рубцы, они берегут ту вечно кровоточащую рану, которую оставила ты. Лина.
– Как она там оказалась? – голос ломается. Ты что? Тебе страшно, Бри? Или ты поняла, какую боль доставляют мне эти воспоминания. Не будь со мной такой заботливой. Я же никто. Не забыла?
– Насколько, я поняла, Лин знала этого бизнесмена – как-никак лучший друг отца, и сама попросилась на работу, чтобы достать деньги на наркотики. Конечно, было проще продать дорогие платья и украшения, но свой фетиш она берегла свято. Кроме того, она не видела в этом ничего постыдного. Секс, за большие деньги, в частном заведении с очень «уважаемыми» клиентами. Она всегда любила секс, во всех его проявлениях. Так почему бы не поразвлечься с тем, с кем тебе скажут? Немного порошка для эйфории, музыка и страстный трах, а после – зелёные купюры, наличными – и целый мир у твоих ног. Как всё просто…
В тот момент даже голос не дрогнул. И глаза ничуть не заслезились. Разве что похолодели вновь. Да только в душе я рыдала, как тогда, сидя дома, в нашей постели, с болью понимая, что моя любимая стала проституткой.
– Ты.. ты… рассказала ей, что всё знаешь?
– Да. В тот же день. Я ревела, кричала, швыряла её дорогие тряпки и снова ревела навзрыд. А она только стояла, молча, в дверях и ждала, пока я успокоюсь. Её тёмные глаза не говорили ничего – ни страха, ни боли, ни сожаления. Они стали стеклянными. Уже давно. А я всё плакала… А потом, когда слёзы кончились, я вдруг спросила: «Это правда? Скажи, что это неправда! Скажи, что ты никогда этого не делала и никогда не будешь!». «Да, я трахаюсь и получаю за это деньги» — отрезала Лин, и моё сердце будто остановилось. «Только знаешь – это всё же лучше, чем горбатиться официанткой за жалкие гроши. Я отдаю Итану больше половины, но этого всё равно хватает на любые шмотки и даже на нашу квартиру. Я могу купить всё, что пожелаю. И я могу уйти тогда, когда захочу. Потому что я сама пришла туда. Не за долги, не под дулом пистолета. Мне просто это нравится. Я такая!»
Странно, но её голос словно сейчас звучит у меня в голове. Такой же звонкий, такой же холодный.
– Мне стало так больно. Словно в грудь вонзили нож. Но Лина… Я вдруг поняла, что теряю её. Навсегда теряю. И ничего уже нельзя сделать. «Убирайся». Я прошептала это злобно, не поднимая глаз. Я сама не узнала свой голос. Он был действительно страшный. Словно говорила вовсе не я. А что-то другое во мне, что-то озлобленное, униженное, растоптанное. Это было страшно.
– И она ушла?
Поднимаю взгляд и вижу твои глаза. Кажется, они блестят. Ты что, плачешь, Бри? Как же так? Я… ни слезинки… но ты… что же со мной?
– Да. Ушла. Не забрав никаких вещей. Молча. А я была … почти мёртвой.
Тянусь за сигаретой. Нет больше сил терпеть. Надо прекратить эту пытку. Перестань биться! Я больше не могу! Не стоило… не стоило.. слишком больно. Слишком… Лина…
– Моя жизнь снова изменилась. Я осталась одна. С каждым днём надежда на то, что она вернётся, таяла на глазах. Через несколько недель, я уже не ждала. Всё также плакала по ночам, думала о ней, волновалась за неё, но не ждала. Я знала, что мы уже не сможем быть вместе после всего этого, но сердце отчаянно билось за неё. Я просто хотела помочь. Я хотела, чтобы она поняла, что творит. Она губит свою жизнь, и я обязана спасти её. Я так думала.
– Но как?
– Я пошла к её отцу. Долго добиваться встречи не пришлось. Его секретарша впустила меня, едва услышав, что я хочу поговорить о Лине. На самом деле её отец давно порвал все связи с дочерью, но в тайне надеялся, что она сама одумается и вернётся домой. Поэтому звуков её имени было достаточно, чтобы отворить любые двери. Впрочем, увидев меня, он даже не пытался изобразить вежливость. Прежде, чем меня выставили вон, я успела выкрикнуть, что Лина работает на его дружка, Итана, в его элитном борделе. И что он должен забрать оттуда свою дочь, пока не стало слишком поздно.
– И что он сделал?
– А ничего…
– …
– Он долго молчал, стараясь прийти в себя. А потом ударил кулаком по столу и заявил, что у него больше нет дочери! «Сначала она пожелала жить с девушкой! Затем позорила меня в клубах! Теперь решила поиграть в проститутку!? Пусть творит, что вздумается! Довольно!»… Я не верила, что он так легко сдаётся. Но именно так и случилось. Единственное, что сделал её отец – это разорвал все контракты с Итаном и под угрозой смерти запретил ему говорить клиентам, чья дочь на самом деле Лин. Он сдержал слово. Больше у него не было дочери…