Шрифт:
– Ну, здравствуй, беглец! Заждался я тебя уже!
– Здравствуйте, Аркадий Николаевич! Простите, что задержаться пришлось – Михаилу станки пришли – подключали все.
– Ну ладно! Ты-то сам как? Дело не ждет!
– Не знаю еще…
– А! Обида то все тебя все еще гложет, нет?
И все вернулось к Анатолию – злость, отчаяние, несправедливое одиночество – сначала шепотом, а потом и криком слова вылетали как мини бомбочки, взрывая все преграды на пути к возвращению блудного сына назад к людям.
– Ведь я же за них! Их же за людей не считают – скотину дороже ценят! А они меня как шлам – выкинули и забыли!
– А ты что бог – всех судить?! Это в раю одни праведники, а здесь всякого намешано, ты помоги им, всем без разбору – хорошим и плохим! Или обижаться больше тянет? Так иди к Мишке – там и деньги и обиды – все твои будут!
– Дядя Аркадий! Не могу я так…
– Не можешь? Тогда обиды свои детские запрячь подальше! Завтра тебе на работу – собачья, конечно, работа – все ремонты городского хозяйства на тебе. Ты прости – из Митрича помощник не ахти какой тебе будет – постарел и поглупел, но годика два еще поддержу его в начальниках, а тебе время заматереть и натаскаться.
– Да, дядя Аркадий, сделаю.
– Ну, вот и хорошо! А Мишке передай – с первых же денег пусть детский клуб отремонтирует, чтоб не мозолили они сильно глаза людям!
Солнце заглянуло в окошки дома Анатолия и Валентины и просигналило: «Можно жить дальше!» Жить! – и утро опять пришло к ним в дом, и Бог дал пищу, и день идет в трудах и суете, а вечером Валентина будет ждать мужа с работы, снова и снова разогревая остывший ужин. Красиво звучит, правда? Вот бы еще добавить – и жили они долго и счастливо и умерли в один день. Ох! Аж скулы от этакой сладости сводит! Увы, но сказки былью не станут, смиритесь и не ропщите, мужики!
«А как же на самом деле?» – спросите вы. Да также как и везде в России – тяжелая, неблагодарная работа, съедающая все силы души и тела, настоящий хомут для тягловой скотины; и ведь сам же не бросишь – кто вместо тебя этот воз потянет; но во стократ отвратней той добровольной каторги, этот бардак сверху донизу, так красиво упакованный бантиками – вот бантик «рынок», вот бантик «конкурентоспособность», а вот и «конкурс-аукцион» с «эффективностью» свисают – только выходит все как-то не по бантиковски совсем.
Да нет, Анатолий и не жаловался особо, ну высказывался, бывало, непечатными словами – не без этого, но другого для себя не искал; хотя уже на третьем году ремонтной деятельности его стали отличать и областное чиновничество среднего звена и местные филиалы крупных компаний, потому как эффективных менеджеров в России хватает, а вот тех, кто дело настоящее может сладить своей головой и своими руками, тех поискать еще надо; хотя, думается, они есть и сейчас, только в юристы с экономистами подались – все современную экономику в России организовывают да обслуживают, а она подлая, ну экономика эта, до того дерзка и не благодарна, что менеджерские руки опускаются все ниже и ниже.
Но вскоре новая беда постучалась в дом Козинских – их радость и надежда, родная кровиночка, единственный сын Антон отодвинулся от них как от заразных больных, будто китайскую стену воздвиг от набегов варваров и если матери еще дозволял поцеловать себя и волосы взъерошить, то отца старался просто не замечать. Анатолий сначала пытался поговорить с сыном и по-доброму, и криком – все без толку, а потом понял – сын просто начал жить с чистого листа, и в этой новой жизни он – сирота.
Почему, за что Антон убил отца и мать? А это действительно интересно! Дети не выбирают тот мир, в который приходят, для них он как воздух – дыши или умри, они без оглядки подчиняются всем нелепым и жестоким его законам; но, творя самые страшные вещи, они все равно правы и чисты перед нами – все понимающими, все видящими и все предающими; они как карающие ангелы точны и неумолимы, и еще – они не боятся смерти, а потому становятся Павликами Морозовыми и Олегами Кошевыми, оставляя нам как жалкие объедки с их роскошного стола бесстрашия и правды лишь страх, стыд и бессилие.
Все эти смутные годы Анатолий спасал только себя, и сын покарал его за это предательство, потому, что отказываясь жить по новым законам, отец не взял с собой Антона; и светловолосый юноша на пороге своего совершеннолетия понял, что в этом дивном и чудном мире ему все-таки придется врать, унижаться и предавать. «Зачем?» – спросите вы – чтобы добиться успеха и стать материально или еще как-то, но обязательно независимым, независимым от всех и вся. Вот поэтому-то, когда в Лучанах появился первый нувориш Михаил Окулов, а его друг Анатолий Козинский не захотел поступиться принципами и обменять свою единственную драгоценную жизнь на кучу бабла, его сын Антон осиротел и вступил в безнадежные крысиные гонки
И сегодня в двадцать девятый июльский день, стоя на привокзальной площади, Анатолий внимательно смотрел в лицо Карпухина, и понимал, что уже не имеет права верить словам своего старого друга; ведь в прошлую злополучную ночь он многое узнал про своего сына и понял, что будет врать, изворачиваться и страдать, но не предаст своего мальчика на милость даже самого справедливого суда в мире. Он улыбнулся уже притворной улыбкой и бросил небрежно другу: « Ну, ладно, встретимся как обычно, посидим у меня, расскажешь новости» и ушел.