Шрифт:
– Ну, тогда достоевщина получается, и думать об этом я не хочу!
– Вот и моя Дарья Сергеевна тоже типа бесов поминала! Мда… эх, Степан, Степан, да как же так!
Робкий стук каблучков приблизился к двери кабинета и нежно прошелестело:
– Аркадий Николаевич, пришел Карпухин.
– Зови! И чаю нам поскорее! Ну, давай рассказывай все!
– Убит под утро, между двумя и тремя часами; сначала его сильно избили: сломали ребра, правую кисть и нос, затем – ударили чем-то тяжелым и скинули с крыши во двор мэрии. Потом, уже убитого, перетащили на площадь, сгребли мусор и на него положили тело, да, и еще, цепью, которой убитый приковал себя за ногу к флагштоку на крыше мэрии, перетянули ему шею, но, это, похоже уже после смерти. Это все, что пока говорят эксперты. Свидетелей нет.
– Ну, это точно не по пьяни! Да что же за изверг такой изгалялся?!
– Изверги, Аркадий Николаевич. Скорее всего, это не один человек сотворил.
– И никто ничего не видел?
– Это же под утро было, народ уже отпраздновал и по домам разошелся.
– Так! Ты, Карпухин, что узнаешь – сообщай сразу! Ты, Виктор, возьми Марибэль и на вокзал, встречай гостя! И скажи ей – пусть сначала позовет ко мне Валентину с Анной, Степана хоронить мы будем, больше некому. Ну, с Богом!
Вот и день наступил в Лучанах, даря горожанам шелест изумрудной листвы и беззаботное стрекотанье кузнечиков. Огромное и безмятежное счастье давило их сердца какой-то сладкой истомой будто звучала старая-старая песня из беззаботного детства. А, может быть, ну его этого Степана Фомича – мир не рухнул без него, как и не рухнет без кого-либо из нас, да и стоит ли брать с собой в будущее частичку безвозвратно прошедшего времени, ведь человек слаб и беззащитен, страдания делают его лучше, но не счастливее.
Глубокий вздох слабого великана сотряс звездный портал, но, срывая цепь дьявольского очарования, Аркадий Николаевич вновь ощутил на своих натруженных плечах всю тяжесть и боль маленькой планеты по имени Лучаны.
Телефонный звонок окончательно вернул атланта в двадцать девятый день седьмого месяца шестнадцатого года земного двадцать первого века.
– Аркаша, Фирюза сейчас в мэрии полы моет?
– Ну да, а что ты так ею интересуешься?
– Я приеду, мне надо с ней поговорить.
– Но я ее домой отправил, ведь воскресенье же.
– Ну и где мне ее искать теперь?! Наверно, по всему городу носится, сплетни разносит, вот она оглашенная!
Глава 4. Лучановские дартаньяны
Много городов на Земле нашей, но не все из них жаждут покорить молодые, амбициозные дартаньяны – нет, Вена, Осло и даже Берлин очень комфортны и приятны человеческому телу, но умы и сердца провинциалов рвутся в Париж и Москву.
Вот, пожалуйста – еще один будущий покоритель российской столицы – Антон Козинский, двадцати трех лет от роду, два месяца, как закончил учебу в губернской юридической академии, придерживается самых-самых прогрессивных взглядов на мир, экономику, политику и сексуальные отношения полов. И как же все-таки удается нашим (и не только нашим) высшим образовательным учреждениям столь обильно и успешно плодить целую кучу креативных, образованных, но совершенно не нужных и настолько не приспособленных к жизни индивидуумов; что не один пытливый ум до сих пор бьется над вопросом: «Да где же, собственно, им удается относительно сытно столоваться в наше кризисное время?».
Но сам Антон, по-детски уверенный, что Москва нетерпеливо ждет его диплом, примерял плащ мушкетера, грезя уже вовсе не о королевской камеристке, совсем нет, а что – в двадцать первом веке все люди равны и свободны, и королевы тоже свободны выбирать себе королей. А что его выберут, Антон не сомневался – смешение русской, польской и немецкой кровей подарило меркантильному мечтателю богатую светло-русую шевелюру, глубокий сероглазый взгляд и тело древнегреческого героя.
Так почему же ты, Антон, все еще здесь, в Лучанах? Ведь не в силах удержать тебя ни безумно любящая мать, ни презираемый тобой неудачник отец. Что же мешает начаться твоей блестящей карьере и богатой личной жизни на берегах Москвы-реки?!
Девушка… как банально и вечно – уже тысячи лет мужчины выбирали, выбирают и будут выбирать не самых красивых, не самых умных и не самых подходящих им женщин.
Избранницу Антона звали Светланой Воркутой, и ей минуло уже восемнадцать лет. Невысокая, худенькая девчушка с вечно падающей на глаза челкой была похожа на маленькую цирковую обезьянку – такая же забавная, послушная и абсолютно беззащитная. Чем же смогла эта лучановская нимфетка так зацепить Антона, что уже три года все каникулярное время будущее светило российской юриспруденции проводило только в Лучанах, а сейчас, даже страшно сказать, его диплом уже два месяца пылится на верхней полке старого шкафа в отчем доме.
Чем привлекла? Кануном любви – совсем как сочельник служит волшебной дверцей рождеству, даря всем людям надежду и свет, эта девочка смогла приоткрыть Антону дорожку к любви и счастью, и он полной грудью вдыхал этот сладкий пьянящий воздух, порой даже забывая о далеком златоглавом городе и его прекрасных королевах. Но канун всего лишь канун, и одними ожиданиями чуда не сотворишь, влюбленный должен – родиться, страдать, умереть и воскреснуть; а иначе все волшебство испарится как алмазная водяная капелька с изумрудного листа, чтобы затем соединиться с другими тоже не родившимися чувствами-капельками и вылиться бурным потоком уже на новых везунчиков, да, именно везунчиков – ведь единственное, что по-настоящему хочет любой из нас – это быть счастливым, а без любви счастья не бывает.
Но Антон до сих пор так и не шагнул в это волшебное королевство, как в бочке затычка он застрял на его пороге, ни туда – ни сюда. Да и разве кто-нибудь в здравом уме решится отказаться от чуда любви? А многие ли из нас способны так открыться другому человеку, не утаив даже маленького укромного закутка в своей душе, что сотворят наш грешный мир заново. И в этом новом мире уже не будет никого и ничего, кроме двух влюбленных – ни власти, ни денег, ни славы, лишь нежное прикосновенье щекой к щеке, дурманящий запах волос, и страх не дожить до новой встречи.