В восемь утра раб или свободный (а как выбрать?) Михаил Окулов за рулем единственного в городе новенького серебристого мерседеса ехал в свой металлорежущий цех, расположенный в помещении бывшего криолитового завода, весело вспоминая вереницу вчерашних ночных гостей. Во-первых, своего старого друга Карпухина, прямо с порога заявившего, что только благодаря своим волосам Алевтина Ивановна проведет эту ночь дома; во-вторых, ворвавшегося следом Андрея Генриховича, икающего и кричащего, что ноги Алевтины Ивановны больше не ступят на землю пятой республики; и наконец, Юлию Владимировну Мозовскую, опухшую от горя и незаслуженных побоев и причитающую о том, что жалко конечно, но волосы со временем отрастут, и ее мужа – странно встрепанного Валериана Купцова, всегда и во всем поддерживающего свою культурную супругу, но как-то зло и опасливо оглядывающегося назад. Пока Михаил с Натальей, молча, не понимали, что происходит, в дверь плавно и гордо вошла помолодевшая и похудевшая Алевтина Ивановна под руку с не отстававшим всю дорогу от нее Алексеем Вельде. По привычке выйдя в центр комнаты, Алевтина Ивановна царственным жестом отпустила своего пажа и высокомерно бросила: « Чего уставились?! Себя жалейте! Клопы матрасные!». На последовавший писк и возмущение постельных насекомых лучановская гранд-дама демонстративно наплевала (фигурально конечно) и, сведя вместе костлявые лопатки, удалилась в свои покои.

Отпаивая гостей чаем с армянским коньяком, Окуловым, наконец, удалось воссоздать полную картину злополучного вечера в «Оноре»; Михаил, хохоча до слез, сумел отговорить Андрея Генриховича от эмиграции, пообещав возместить убытки от бурного тещиного темперамента; а Наталья после десятого искреннего извинения перед Юлией Владимировной и Валерианом Петровичем поспешила к матери – ведь для любой женщины ее волосы являются самым важным и дорогим предметом туалета.

Но паркуя своего железного коня и все еще улыбаясь, Михаил сам внезапно встал как стреноженный – он вспомнил слова Карпухина, брошенные напоследок: « Вся эта чертовщина началась с Шурыгина, и Алевтину не просто так подстригли, да и Толян зря на людей кидаться не будет! Ты, Миш, пригляди за своими, слишком уж весело у нас в Лучанах стало!». И что-то еще он сказал – Михаил вспоминал, и ладони потели от ужаса, а горло каменело, не давая глотнуть пересохшему рту: Карпухин спросил как его маленькая подружка – все еще не выходит из своей комнаты?

Но другие заботы требовали его внимания:

– Ты чего тут торчишь? Воркута опять опаздывает – пролетим со сроками!

– Что?

– Слушай! Ну, какой из тебя бизнесмен?! Тьфу! Подстригся как баба, и духами за версту прет, а дело стоит! С последним заказом уже пролетели, тебя скоро компаньоны лесом пошлют.

– Ну, прости, Иван Кузьмич, сейчас все разрулим!

Иван Кузьмич Яцко, технический директор ООО «Все порежем», был родом из настоящих хохлов – не из тех, кого сейчас называют странным именем украинцы, а из коренных, упертых, вредных до посинения и расчетливых до жадности – короче, хохлов. Проработав всю жизнь начальником инструментального цеха криолитового завода, он в семьдесят лет оказался на улице не по своей воле и десять месяцев подряд ежедневно являлся в местную службу занятости с требованием устроить его на работу – приходил ровно в девять утра и требовал положенного до обеда, а на утро все повторялось. За эти долгие месяцы руководитель местного отделения службы занятости Галина Владиленовна Корытова вынуждена была уйти в декрет – по-другому сохранить рассудок, нервы и работу она бы не смогла; ее заместитель Гульнара Рахимовна Рамзанова стала открывать запертую изнутри дверь своего кабинета только на условленный стук, а встречаясь с Иваном Кузьмичом, она упорно делала вид, что из-за нервного срыва стала забывать русский язык. Неизвестно кто бы кого переупрямил, но думаю, что все-таки Иван Кузьмич; если бы Михаил Окулов не пригласил упрямого хохла к себе работать; причем, пригласил очень вежливо, напирая на свою безграмотность и неопытность, но старик все равно долго капризничал и отказывался, заявляя, что работать на мироедов он не будет. Лишь Анатолию Козинскому удалось убедить своего бывшего коллегу, объяснив упрямцу, что металлорежущий цех даст работу шести-семи безработным мужикам, если все хорошо организовать, а специалистом Иван Кузьмич был грамотным, только уж очень въедливым и сквернословным, но, в общем, дело шло.

Как Михаил Окулов стал местным олигархом? Эта история вполне типична для провинциальной России – скажу сразу, что наивным гражданам, слепо верующим, что составив бизнес-план (ну или приобретя его на РБК) и взяв льготный кредит на развитие малого бизнеса, можно сказочно разбогатеть, пора бы уже повзрослеть и принять реальный мир таким, каков он есть. А реальность в том, что малый бизнес живет только там, где есть деньги – доходы населения, бюджет или распил крупного предприятия собственными менеджерами, а, поскольку нашему населению доходы не грозят, то остается, сами видите что.

Три с лишним года назад Михаил с друзьями Анатолием Козинским и Карпухиным шабашили по окрестным деревням, там случай свел их с бывшим управленцем криолитового завода, перебравшимся на работу в центральный офис в Москву. Он остался доволен построенной шабашниками баней и предложил своему давнему знакомому Анатолию Козинскому совместный бизнес вокруг завода – изготовление инструмента, болтов, шурупов и другой мелочевки – короче, всего того, что раньше выпускалось инструментальным цехом завода и выпускалось дешево и качественно, но в рамках оптимизации, реструктуризации и еще чего-то там выводилось за ворота. Анатолий гордо отказался от выгодного предложения, а Михаил свой шанс не упустил.

Почти три года окуловский цех исправно обогащал Михаила и его московского компаньона, и нувориш уже и не вспоминал, как первые месяцы ерзал из-за постоянного неудобства и непонимания от получаемого количества российских денежных знаков. Нет, конечно, подсуетиться ему пришлось, особенно сначала; но получать за это такую кучу денег он не предполагал даже в самых смелых мечтах.

Михаил перестроил свой дом, поменял три новых авто, съездил с женой и дочерьми в Европу и Азию и все – лихорадочная радость от невиданного денежного изобилия испарилась. Пускать пыль в глаза ему больше не хотелось, да и не перед кем – для лучановцев он все равно остался Мишкой Окуловым, которому, как выразилась неугомонная Фирюза – везет как дураку.

А еще он понял, что самый главный приз он уже получил много лет назад в ту летнюю июльскую ночь, когда семнадцатилетним мальчишкой ползал на коленях и клялся всем, что у него было и что будет, чтобы только вымолить капельку надежды у худенькой зареванной девчушки. Надежду на то, что она согласиться жить и попробует поверить и попробует полюбить; даже этой каплей он был сыт и пьян до того самого дня, когда тоже в июле забирал жену из роддома с их второй дочерью Анной, и она впервые не отвела глаз на его немой вопрос: «Любишь?».

«А как же Марибэль?» – спросите вы. Да никак, совсем-совсем никак, да и деньги тут тоже никак!

Лысая как яйцо голова технического директора стала равномерно окрашиваться в свекольный цвет:

– Ты долго торчать тут собрался?! Последние мозги деньгами заплыли?!

– Да слышал я про Воркуту! Ну и кого он сегодня трезвит?

– Вот сам и спрашивай этого раздолбая! А мне надо, чтобы третий станок работал! Мужики сюда покурить пришли что ли?! Им зарабатывать надо!

– Ладно, все сделаю.