Даже с матерью у него в первые часы по приезду не ладился нормальный разговор, и она по нескольку раз то рассказывала про своих кур и коз, то опять и опять задавала одни и те же вопросы о невестке и внучке. Но тут была настоящая его вина: давно не приезжал. Да и мама уже утром второго дня будила его так, как подымала в детстве: теми же словами, с той же интонацией. Она не стала искать новых отношений с сыном, сильно повзрослевшим и уже лысеющим, она просто вернулась к старым, привычным. И если до этого вечера Валерий с нетерпением ждал, когда приедет Колька, то теперь у него возник страх перед человеком, которого до сих пор считал лучшим другом: а ну, как тот тоже ударится в одну из крайностей и заявит: "Валерий Евгеньевич, вы теперь такой человек!" Или, скорее, так: "Подумаешь, космонавт. Да я тебя когда-то нырять с дерева научил на нашей речке, а теперь у меня единственного двухэтажный дом в деревне!"

Коля приехал в двенадцатом часу вечера и тут же пришёл в гости к другу, который уже собирался спать.

– Тёть Нина!
– закричал он, войдя во двор.
– Не пужайся! Это я, Осокин!

– Ва-ле-ра...
– тихо сказал он, переступив порог дома, и, пряча заслезившиеся глаза, обнял товарища.

Обнял, прижал крепко и долго не отпускал, повторяя: "Приехал-таки... Молодец..." Валерий понял: Колька кривляться не будет. Друг, как и мать, легко сдвинул в сторону все прошедшие после школы годы. Сразу стало легко, и в благодарность он тоже крепко жал Колькины плечи и отвечал, что очень рад свидеться.

Нина Сергеевна тут же выбила признание, что сосед приехал голодным и

дома успел только чмокнуть жену. Она накрыла повторный ужин и оставила друзей наедине.

Немного выпили, пожевали. Валерий ждал привычной фразы: "Стыдно: давненько ты не бывал в родных местах", и Коля сказал:

– Стыдно, брат. Ты вот сумел вырваться в родные места, а я всё в разъездах. Семью и то редко вижу...

Как два пузыря, лопнули надутые чьей-то завистливой молвой два слова - "космонавт" и "бизнесмен", и за столом, уперев кулаки в подбородки, сидели теперь два человека, у которых поднялось кверху, к горлу, годы и годы бережно хранимое чувство дружбы, поднялось, запершило, принудило часто-часто моргать ресницами. Оба были счастливы, вернув друг другу детство. Оба снова были деревенскими пацанами, учились ездить на мотоцикле, переныривать речку, тайком брать отцовские ружья и расстреливать красивую бутылку из-под чьего-то свадебного шампанского...

– ... А давай-ка, брат, заберёмся куда-нибудь на рыбалку. Да с ночёвкой, - предложил Коля.
– Ухи наварим, поговорим. Не о прошлом - о жизни... Только я сына возьму. Он не надоедливый...

– Я ж приехал сарай матери отремонтировать...

– А дадут?
– поинтересовался Коля и засмеялся своим прежним детским смехом.
– МОЯ говорит, к тебе каждый день делегаты. Смотри, завтра ещё из райцентра приедут: у них в воскресенье день города. Будешь свадебным генералом, а этим ребяткам главное - чтоб фотография с тобой была в местной газете. Потом на выборах предъявят, как своё достижение... Давай так. Я завтра сниму с объекта своих работяг, покажешь им, что делать, а как делать - это они лучше нас с тобой сообразят. У меня лучшие плотники в округе, отремонтируют всё по высшему классу. За материал тоже не беспокойся: у нас обрезков и остатков - на целый дом хватит. А мы с тобой, как говорится, с утреца - и на рыбалку.

– Ты знаешь: у матери сохранилась наша палатка.

– Та самая?

– Та самая. Как я сложил её и повесил в кладовке после выпускного, так и висит на том же месте.

– Надо же... Пересмотри. Если не гнилая и без дыр, возьмём её...

Друзья расстались во втором часу ночи, а в половине девятого Валерия разбудили плотники. Трое мужиков в возрасте пятидесяти-шестидесяти внимательно осмотрели сарай снаружи и изнутри и, вежливо согласившись с Валериным планом, полностью его изменили. Оказалось, что у них "на базе" есть домкраты, узкие бетонные плиты и техника, чтобы загрузить, привезти, выгрузить и подвести под стены новый фундамент. Вместо гнилой оконной рамы они собрались поставить небольшое пластиковое окно, а также навесить другую дверь и переделать все кормушки, насесты и перегородки.

– Вы ж дня три провозитесь...
– удивился космонавт космическим планам мастеровых.

Те усмехнулись:

– До обеда управимся. Что тут делать?..

На Дальнее озеро выехали около десяти часов. Добирались долго. В прежние времена заядлые рыбаки ездили туда даже на велосипедах, теперь же Коля вёл свою "Ниву" только по памяти: дорога заросла высокой травой, а кое-где и кустарником. Однако озеро сохранило и свои песчаные берега, и полянки среди сосен у самой воды, на которых можно было удобно разместиться.

Купались по одному и все вместе, плавали на надувной лодке, вспомнили, как местный весельчак дядя Миша, ныне покойный, вытащил здесь на удочку здорового сома. Тогда это стало общедеревенским событием, а Дальнее - чуть ли туристическим объектом.

"Ненадоедливый" Лёшка, Колин сын, весь день не отходил от гостя, и Валерий рассказывал ему и о самолётах, и о космосе, и о Москве. К вечеру мальчик уже договорился с хорошим дядей об ответном визите, тем более дочка Валерия была его ровесницей - девяти лет, а значит, темы для общения молодых людей, скорее всего, нашлись бы.

Перед закатом все трое хорошо порыбачили, приготовили уху, и сытый и утомлённый впечатлениями мальчишка ушёл в палатку. Друзья перенесли свои раскладные стульчики от стола к костру, положили в него толстую лесину, чтоб хватило на всю ночь, и, глядя в огонь, долго молчали, наслаждаясь лесной тишиной и спокойствием на душе.

– Ты, кажется, хотел поговорить о жизни...
– вспомнил Валерий.
– Ты как, Колёк, доволен своей жизнью?

– Да, - не задумываясь ответил его друг.
– И не потому, что построил дом в два этажа, есть бизнес и нормальные доходы, а потому, что замечательная жена, двое детей и родители живы. Кстати, первый этаж в новом доме - весь родительский. Только кухня - общая... А я тебе такой вопрос не задам...