Два мяча до победы. «Справку. Дайте справку, Озеров», – вдруг обращается ко мне судья.

Нет, показалось. Еще не хватает такой чертовщины, как галлюцинации! Нервы на пределе. Как нужны ободряющий взгляд любимого тренера, улыбка, знакомые слова: «Борись, борись!»

Этого нет. Тренер – по ту сторону сетки. Он наставник соперника. Вспоминаю свой звонок Спиридонову: «Володя, спасибо за все, ты свободен». Он свободен, а я? Я один, один…

Матчбол – один мяч до победы.

…Батумский вокзал. Сколько тут друзей! Их милые лица, улыбки у меня перед глазами. «Коля, мы с тобой!» Словно прибавилось сил, подача вышла отличной. Все!! Победа!!!

«Нет», – объявляет арбитр. Судейская ошибка – с кем не бывает! Но кажется – лавина обрушилась на меня с этим коротким «нет».

Нервы, нервы… Чуть не плачу. Выдержу ли? «Ровно», «меньше» – доносится голос судьи. Неужели проиграл?

Мысли бегут. В гостиничном номере ворох цветов – от тбилисских друзей, телеграммы от товарищей по театру и редакции «Последних известий». Тбилисский корреспондент Всесоюзного радио мечется от корта к телефону. Вызывает Москва. Вопрос один и тот же: как играет Озеров? Это уже не для эфира, это волнуются друзья. Как не хочется их подвести! Снова «Ровно»! «Больше». Снова до победы один мяч.

В театре есть такое понятие: «внутренний монолог». Это страшно трудный монолог. Его не слышит публика, его знаешь и слышишь только ты. Это твои мысли, твое понимание не только роли – понимание жизни, твое отношение к ней, это разговор с самим собой, когда нельзя уйти от трудных вопросов, когда надо сказать всю правду, все так, как есть. У каждого из нас есть свой внутренний монолог, и у спортсменов, конечно, свой, особенный, неповторимый. Когда я видел на помосте Юрия Власова, когда я мысленно пытался встать в ворота рядом с Яшиным или Коноваленко, я думал о том внутреннем монологе, который они произносят на своей спортивной сцене. Я думаю о монологе, который никто не слышит и о котором мало кто вообще знает, но он – есть, он звучит, и иногда мне кажется, что я слышу его, и тогда начинаю понимать пантомиму Власова, его могучую богатырскую пантомиму, начинаю понимать Яшина и Коноваленко. И, поверьте, когда мне кажется, что я слышу их, своих друзей, которые молча, без слов играют свои трудные главные роли на глазах у миллионов людей, я хочу, чтобы их слышали все, я мучительно ищу слова, которые могли бы… озвучить неслышные монологи моих героев. И если я нахожу эти слова, я счастлив. Я понимаю и слышу внутренние монологи спортсменов потому, что сам не раз произносил их на песчано-желтых сценах теннисных кортов. И как много было этих монологов! Но кто их слышал?..

Вот и сейчас, знает ли Сергей Андреев, что не его я вижу, несущегося ко мне с ракеткой, как с пикой наперевес, а строгое лицо профессора Ланда, который только что закончил операцию, и пока сестры бинтуют мою распоротую, а потом зашитую коленку, слышу, как он говорит мне: «Вы должны стать чемпионом». Голос профессора зовет к победе, глаза добрые, чуть с хитринкой, смотрят ласково, успокаивающе.

Пять, четыре, три, два мяча – выстраданы, пережиты! Остался один последний, решающий мяч!

Подаю. Андреев отвечает и мчится вперед. Какое-то мгновение выжидаю. Обводки по прямой не будет. Немножко наклоняю ракетку – свеча. Теперь вперед, в атаку! Андреев отбивает. Я угадываю направление полета мяча, делаю замах, соперник совершает ложное движение, задерживается в левом углу и ждет повторения удара в тот же угол. Нет, косо, только косо! Дрожащей от усталости и нервного напряжения рукой бью по диагонали. Мяч ударяется о землю, взлетает воздух и снова опускается на стороне противника. Всё. Чемпион! Ровно семь месяцев прошло после операции – день в день, золотая медаль моя!

Четыре года прошло с тех пор, как я лишился чемпионского титула. Мечтал, ждал, надеялся, верил и вновь сомневался, что смогу быть первым. Как же долго я ждал этого счастливого дня! Не могу сдержать слез радости, а в Москву летит телеграмма профессору Ланда, чародею, вернувшему меня к спорту, к жизни: «Рад доложить – задание выполнено. Бесконечно счастливый, на всю жизнь благодарный, всегда ваш – чемпион Советского Союза по теннису Николай Озеров».

Вот такая история связана с золотой чемпионской медалью 1951 года, которую я считаю своей самой дорогой спортивной наградой.

Я стал актером, окончив ГИТИС имени Луначарского. Но с каждым днем убеждался, что работу в театре совмещать со спортивными выступлениями, поддерживать форму, выступать в большом спорте становилось все труднее. К тому же раньше я только работал в театре и играл в теннис, а тут у меня появилась еще одна очень интересная профессия – спортивного комментатора. Меня стали посылать в командировки не только по стране, но и за рубеж. После Олимпийских игр 1952 года сразу с самолета я попал на очередное первенство страны по теннису и расстался с чемпионским званием. К этому горькому дню я был готов, потому что полтора месяца не держал в руках ракетки. В 1953 году (мне был 31 год) я снова выиграл звание абсолютного чемпиона Советского Союза по теннису (победил в одиночном, парном и смешанном соревновании), пришел к руководителям Комитета физкультуры и сказал, что больше я в теннис играть не буду…

«Заслуженный мастер спорта Н. Озеров („Спартак“, Москва), будучи в свое время одним из сильнейших теннисистов и чемпионом страны, успокоился на достигнутом, с безответственностью относится к необходимости повседневно совершенствовать свое дальнейшее мастерство.

В течение длительного времени т. Озеров недооценивал значение общей физической подготовки, распылял свое внимание и время на различного рода деятельность, в тренировочной работе не имел устремленности, совершенно не соблюдал режим.