«Ну а что же Озеров? – спросите вы. – Так ни разу не выходил на корт, расставшись с большим спортом?» Нет, я играл. Правда, я уже считал, что занимаюсь не спортом, а физкультурой, но тем не менее в соревнованиях участвовал. После того, как я закончил свои выступления, стал катастрофически толстеть. И когда в Москве проводилась I Спартакиада народов Советского Союза, а хороших теннисистов в Москве не было, меня попросили сыграть на Спартакиаде за московскую команду. Пришлось лечь в Институт питания имени Певзнера, проявить характер и за полтора месяца похудеть на 19 килограммов 500 граммов. По существу без всякой подготовки я вышел на корт в составе сборной Москвы. Играть было легко, физически я чувствовал себя прекрасно. Институт питания помог мне приобрести прежнюю физическую форму и я хоть и не блистал былым классом, но сумел выиграть три серебряные медали. И в дальнейшем участвовал в чемпионатах страны в парных, смешанных играх, завоевывал даже золотые награды чемпиона. Но все равно считал, что всерьез в теннис больше не играю, потому что совместить выступления в большом спорте с серьезной работой в театре и в спортивном эфире невозможно. Мой учитель – народный артист Советского Союза Виктор Яковлевич Станицын, в прошлом чемпион страны по академической гребле (он ходил на восьмерке), говорил: «Двум богам служить нельзя». А у меня появились еще и радио, и телевидение, то есть уже три, а то и четыре бога… Я это отлично понимал, хотя и тосковал по теннису.

Моему поколению не повезло. Нам не удалось принять участие в крупных международных соревнованиях. Были, правда, совместные тренировки со спортсменами социалистических стран, а потом и товарищеские матчи. Но разве могли они заменить официальные турниры, настоящие соревнования! Мне удалось (я до сих пор горжусь этим) выиграть у чемпиона Югославии Митича, даже счет помню – 8:6, 6:3, 6:1. Это был один из лучших моих матчей на закрытом корте «Динамо». Вспоминаю, как выиграл у одного из сильнейших игроков Европы моего времени, многократного чемпиона Польши Владислава Сконецкого, венгра Гуляша и ветерана чехословацкого тенниса Сибы. Был я и призером III Всемирных дружеских спортивных игр в парном разряде, они состоялись в Москве, но, к сожалению, мне и моим товарищам не довелось участвовать в открытых чемпионатах Франции, Италии, других стран и, конечно, в Уимблдонском турнире.

Трудно и как-то неловко давать оценку своей спортивной деятельности, со стороны, как говорится, виднее. Вот что писал обо мне в 1947 году известный спортивный журналист Александр Виттенберг: «Я не знаю другого спортсмена, который завоевал бы такое расположение зрителя, как Николай Озеров. И дело не только в блеске его игры. За этим блеском угадывается характер настоящего советского спортсмена. Когда будет написана хорошая пьеса о советском спортсмене, главную роль можно спокойно поручить Озерову. Ему не придется мучительно искать образ: он сыграет самого себя. Но пока эта пьеса не написана, и Озеров, унаследовавший профессию отца, исполняет в Художественном театре другие роли. Ему можно только пожелать, чтобы на сценической площадке он добился того, чего достиг на теннисной. Этого будет достаточно, чтобы имя Николая Озерова вошло в историю советского театра так же, как оно вошло в историю советского тенниса.

Озеров пошел своим путем. Он не стал подражать Новикову, его сильной, точной, волевой, но однообразной игре. Да он и не мог этого сделать по складу своей натуры. Игра Новикова напоминала работу, в ней не было вдохновения, а Озеров хотел играть. Он понял: для того, чтобы хорошо играть в матче, надо много работать до матча. И он стал работать. Он совершенствовал свою игру, отшлифовывал удары, проводил целые дни на площадке и не уходил до тех пор, пока у него не получались безошибочно те удары, которые он тренировал.

Следующий же год был для него годом торжества. Он отнял у Новикова звание чемпиона столицы, завоевав всеобщую любовь своей манерой игры, легкой, изящной, разнообразной, остроумной, агрессивной. Он не признавал осторожной перекидки с задней линии, игры, в которую проигрывал тот, кто раньше противника засыпал, укачанный бесконечной и скучной переброской мяча. Сколько возражений вызывала тогда игра Озерова! Ее считали мальчишеской, несолидной, „футбольной“. Да, Озеров играл в футбол и из футбола принес невиданную прежде в нашем теннисе резкость, силу энергию, финт, поиски кратчайших путей к теннисному „голу“.

Озеров внес темп в теннис. Раньше игрок делал длинный плавный замах, ожидая, когда мяч, отскочив, достигнет высшей точки. Так учили учебники тенниса, и противник имел достаточно времени, чтобы занять нужную позицию. Озеров взял за правило бить по мячу, не давая ему опуститься на землю. Он бросался к сетке, стремясь выиграть мяч неотразимым ударом. И раньше, конечно, знали об игре с воздуха, но у Озерова она стала стилем. А когда ему доводилось принимать мяч от земли, он ударял по нему, не давая взлететь. Все это ускорило темп игры, потребовало быстрой и точной реакции, большой выносливости.

Время на корте словно ускорило свои шаги. Это были молниеносные шахматные комбинации, хитрые, ловкие, неожиданные, в которых каждый удар становился проблемой. Искусство смэша стало в руках Озерова безукоризненным. Он гасил мячи точно и сильно с любой точки площадки.

Молодая теннисная поросль сразу пошла за Озеровым. „Старики“ поворчали немного… и начали переучиваться. Надо было играть по-новому или отказаться от борьбы. Это была великая победа нашего тенниса, который приобрел агрессию и напор».

А этот адрес был мне вручен в день 50-летия Федерацией тенниса СССР.

«Дорогой Николай Николаевич!

Федерация тенниса СССР от имени всех теннисистов нашей страны поздравляет Вас с пятидесятилетием, желает крепкого здоровья, долгих лет жизни и дальнейшей кипучей деятельности на пользу советского спорта.

На протяжении многих лет Вы были сильнейшим теннисистом страны, многократным ее чемпионом, непревзойденным эталоном тонкости и блеска в игре.

Ваши выступления на корте всегда являлись яркими событиями в теннисной жизни и по праву считаются знаменательной вехой в развитии отечественного тенниса.