Американец с отвращением изучил немолодое лицо напротив: узкий костистый нос, бледные тонкие губы и впалые, словно у туберкулезника, щеки.

– Да на что ты мог столько потратить?!
– Джордж был живым воплощением скепсиса.

– Следил же. Не сам. Там опасно - черная "Волга" забирает. И отца, и сына.

Рогофф постарался скрыть невольно вспыхнувший интерес. Впрочем, собеседник упорно смотрел ему куда-то в грудину, словно никак не мог оторвать взгляд от крупных пуговиц на темно-сером пальто. Это нервировало - в одной из них был скрыт объектив.

– Надо было узнать распорядок, где учится, привычки, - продолжал долдонить моряк.

Голос у него был зыбкий, дрожащий, словно оконная занавеска на ветерке. Корявые пальцы мелко подрагивали, и круглились под кожей узловатые кости.

– И что выяснил?
– скучно проскрипел Джордж.

– Две пятьсот пятьдесят, - глухо повторил прибалт и упрямо насупил жидкие брови.

Холодный и влажный сквозняк вновь протянул подземную трубу, лишая Джорджа остатков тепла.

– Arsehole, - процедил американец с ненавистью в голосе и полез во внутренний карман пальто.

(англ., ругат.
– задница)

На лице моряка проступил намек на довольство. Так могла бы улыбаться обгаженная олушами скала в Северном море в те редкие дни, когда ее ласкает солнечный свет.

– На, - Джордж сунул ему в руки конверт.

Тот повернулся в пол-оборота к стене, прикрывшись корпусом, и отогнул клапан. Открылась нетолстая пачка светло-бежевых купюр.

– Simts dalas - пробормотал прибалт и начал неторопливо пересчитывать уголки.

(латыш.
– сотки)

– Латыш?
– уточнил, постукивая ботинком о ботинок, Рогофф.

– Это неважно, - пальцы заработали быстрее.

Джордж еще раз принюхался. Все вроде сходилось: одежда на морячке была чистая, городская, но сквозь нее все равно пробивался легкий запах машинного масла и солярки.

– Две тысячи, - подвел черту прибалт и торопливо засунул деньги за пазуху, - еще.

– Пффф...
– ЦРУшник обреченно выдохнул и достал портмоне, - раз, два...

– Вот теперь хорошо, - приняв доплату, моряк принялся с тревогой озираться, - пошли, где люди.

Они поднялись по ступенькам, и Рогофф невольно оглянулся, а потом озадаченно цыкнул - да, как Синти и сказала, на мраморном козырьке над спуском действительно была невероятная надпись: "Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени Ленина".

Американец задумчиво посмотрел сквозь возвышающуюся на противоположной стороне улицы пятигранную башню и пробормотал под нос:

– Непостижимо... Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью.

– Что?
– переспросил прибалт.

– Да, - экспрессивно взмахнул рукой Джордж, - говорю, действительно наступило то самое таинственное время, когда лампы на Невском дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет.

В водянистых глазах попутчика на короткий миг мелькнуло странное. Потом взмах бесцветных ресниц все стер, и Джорджу осталось только гадать, почудился ему или нет этот призрак узнавания.

На углу Гостинки было почти безлюдно: могучее племя спекулянтов и фарцовщиков уже разошлось, кто домой, кто по кабакам. Джордж остановился, поворачиваясь к своему проводнику:

– Ну, и что ты выяснил о парне? И где он?

– Да выяснил немного... Юра зовут. Студент второго курса. Университет. Восточный факультет.

Джорджа непроизвольно подался вперед.

– Отчим... Не знаю кто. И знать не хочу, - оказавшись с деньгами на Невском, прибалт заметно приободрился, и в речи его стали проскальзывать интонации.

– Так...
– разведчик потер замерзшие ладони, - и где он?

– В "Метрополе". День рождения друга. Это рядом, сразу за Гостинкой. Если зайдем, я покажу. Но говорить с ним будешь без меня, - жесткий рот прибалта словно выстругивал короткие фразы.

– Хорошо, - согласился Рогофф, - веди.

Шли молча, все было сказано, и Джордж приступил к восхождению на пик своей формы.

Еще в театральном туалете он прокапал в нос боевой коктейль из трех анксиолитиков, и мир вокруг теперь играл свежими красками. Сейчас наступило время для расширения достигнутых эффектов, и в рот отправилась пластинка жевательной резинки. В этом "Ригли" от оригинала был только логотип, даже этикетку для них делали под заказ, легендируя резкий кисло-терпкий вкус сказкой о пробном выпуске. Впрочем, никакой специальной химии тут не было. Жевание само по себе разгоняет мозговое кровообращение; кислинка придает зрению дополнительную остроту и ночную чувствительность - это хорошо знают снайперы; терпкость вкусу дарил концентрат боливийского тримате.

Когда спутники миновали центральный вход в Гостиный Двор, Джордж запрокинул голову до упора, словно вдруг заинтересовавшись облачным небом, а через несколько секунд резко кивнул. На миг мир вокруг поплыл, затем по затылку, ушам прошла волна тепла и наступила необычайная ясность мысли.

Еще через десять шагов Джордж, наконец, впал в то воистину волшебное состояние расслабленной боевой готовности, когда тело словно плывет само по себе, а мир вокруг ощущается одновременно и предельно детализированным, и целостным.