украдкой осенила их крестным знамением. По eе морщинистым и желтым, как

испеченное яблоко, щекам бежали мутноватые теплые капли. Она смахивала их

уголками платка.

– - Господь вас храни, -- шептала она. Потом долго стояла, сложив руки

на груди, и печальными глазами смотрела вслед удалявшимся разведчикам.

– - Вот и наш сынок ходит где-нибудь так же, -- тихо шептала она

старику.
– - Каково им?!

Двигались вдоль реки. Местами она вышла (очевидно, еще во время

разлива) из своих берегов, образовав небольшие озерки. Разведчикам все время

приходилось обходить их. К счастью, немцев в этом месте не было -- они

держались шоссейных и железных дорог. Шахаев мысленно отметил и этот факт --

может быть, кому-то пригодится.

Сейчас шагали мимо озерка. В спокойной воде отражались Млечный Путь,

ковш Большой Медведицы, плыли длинные тени шедших у берега людей. Разведчики

двигались молча. Кругом стояла та особенная, свойственная только весенней

ночи тишина, которая обязательно наводит на размышления -- иногда немножко

грустные и всегда приятные. Эта тишина как-то умиротворяла людей, вселяла в

их сердца спокойную уверенность в том, что все кончится благополучно.

Где-то в темных прибрежных камышах раздавалось призывное кряканье утки.

Иногда доносился свистящий шум крыльев и тяжелый всплеск воды -- это на зов

самки прилетал селезень.

Уваров шел вслед за Пинчуком. Между ними уже установилась крепкая

дружба. Молчаливый и серьезный, Яков сразу пришелся по нраву Пинчуку.

Уваров, в свою очередь, считал Петра самым надежным и опытным человеком, не

уважать которого просто невозможно.

Да и все любили Пинчука. Его хозяйственная изворотливость очень

помогала солдатам. Водился за ним только один грешок, за который его

частенько -- и то лишь за глаза -- поругивали. Иногда разведчикам целые

недели приходилось оставаться на переднем крае. В такие дни Пинчук обычно

ходил за обeдом в расположение своей роты. С этой минуты начинались муки

ожидания. Дело в том, что у Пинчука была масса знакомств с хозяйственной

братией, вроде поваров, писарей, кладовщиков, работников полевой почты.

Пинчук всех их неторопливо обходил и только после этого возвращался к

разведчикам. В сердцах ожидающих, конечно, вскипала злоба на Петра. Его

ругали на чем свет стоит. Особенно усердствовал Ванин. Тряся кулаком, он

кричал:

– - Не посылайте больше этого старого черта, чтоб он подох!

Даже всегда добрые и спокойные глаза Акима и те сердито поблескивали за

стеклами очков. Казалось, приди в эту минуту Пинчук -- его разорвут на

части. Но стоило Петру появиться с термосом, наполненным горячим супом, как

страсти немедленно остывали. Широкое лицо Пинчука, как всегда, сияло

добродушной и пребезобиднейшей улыбкой. Его серые лучистые глаза смотрели

кротко и невинно, а толстый нос был под стать зрелой сливе. Все знали, что

Петр "на взводе", но чудесный запах жареного лука и жирного супа убивал

всякое желание ругать его, тем более что обычно Пинчук щедро угощал

папиросами, предназначенными только для генерала. Где доставал их Пинчук,

одному ему да Борису Гуревичу -- завпродскладом АХЧ* -- было известно. Никто

до сих пор не знал, чем Пинчук мог пленить сердце этого маленького

кучерявого бойца с черными и бойкими глазами...

* Адмимистративно-хозяйственная часть.

...Пинчук шагал медленно, твердо и основательно ставя толстые ноги.

Глядя на его широкую спину, на эту твердую и уверенную поступь, Яков сам

наполнялся уверенностью, потому что никак нельзя было допустить мысль, что с

Пинчуком могло что-то случиться.

В спокойной воде озерка по-прежнему купались звезды. Где-то под самым

диском луны тарахтел невидимый самолет.

– - Кукурузничек наш не спит, -- тихо заметил Сенька.

Разведчики молча приближались к селу, спрятанному за недалеким

перелеском.

Огромный и величавый мир обступал людей, украдкой шедших в ночи по