Сеньке:

– - Вон там... видишь, домики над речкой?..

Сам он своими близорукими глазами этих домиков разглядеть но мог.

Ванин посмотрел вдаль, приложив ребро ладони ко лбу.

– - Вижу, -- наконец сообщил Сенька.
– - Деревня...

– - Как она... целая?
– - нетерпеливо спросил Аким.

– - Целая...

Беленькие домики убегали за гору, по обе стороны небольшой речушки, на

берегах которой, как часовые, стояли высокие и строгие тополи. Лучи солнца

падали на окна, и хаты, словно живые, сверкали глазами, как бы улыбаясь

кому-то долгожданному, приближавшемуся к селу.

Усталый Пинчук решил немного отдохнуть. Вытянув затекшие ноги, он

посмотрел в синее небо. Звон птичьего хора и поднебесье будил в памяти

бывалого солдата далекие дни детства. Вот он вместе с отцом, вспахав

делянку, варит пшенную кашу. Тихо потрескивают сухие коренья подсолнечника.

Отец -- он был глуховат -- спрашивает Петра:

– - Жаворонки поют?

– - Поют, -- отвечает Петр.

Старик долго щурит глаза, отыскивая в синем океане маленький

серебристый поплавок -- трепещущего жаворонка. И, найдя, радостно улыбается,

разгоняя морщинки на худом загорелом лице. А Петр смотрит на эти морщинки и

думает, что к весне их у отца всегда становится больше: прибавляются заботы

– - надо дотянуть большую семью до нового урожая, выпросить у Ивана Пивенка

немного семенной пшеницы, сохранить корову, поддержать лошаденку...

Воспоминания Пинчука прервали с шумом спрыгнувшие со стога Аким и

Сенька.

Отряхнувшись от соломы, они приблизились к Шахаeву, перематывавшему

портянки. Аким нетерпеливо глядел на друга. Ванин подсел к сержанту.

– - Ты что, Ванин?
– - Шахаев разогнулся, натягивая сапоги.

– - Так, ничего...

– - Врешь.

– - Ну, предположим... А у вас, товарищ сержант, девушка любимая есть?

– - издалека начал Сенька.

– - Ну, тоже предположим. А дальше что?

Ванин растерялся. Своим вопросом он хотел вызвать Шахаева на

откровенность и потом уж объявить о просьбе Акима. Но теперь этот так мудро

задуманный план явно рушился. Было ясно, что Сенька не годился в дипломаты.

Разговор сразу сложился иначе. Ванин стал поспешно придумывать новый

вариант. И чтобы, очевидно, выиграть время, он на всякий случай сказал:

– - Какой вы странный народ -- казахи... Замкнутый, стеснительный.

– - Скильки разив тоби говорыты, Семен, що сержант наш зовсим не казах,

а буряко-монголыць, -- поправил его Пинчук.

– - Буряко!..
– - передразнил Ванин.

Аким понял, что Сeнька начал слишком издалека, и решил сам обратиться к

Шахаeву.

– - У меня к вам есть большая просьба, товарищ сержант...

– - Без тебя обойдусь!
– - перебил его Семен.

Но Аким продолжал:

– - В пяти километрах отсюда мое родное сeло...

– - Сколько тебе нужно времени?
– - спросил Шахаев, не дослушав Акима.

Сенька был поражен столь неожиданным и быстрым решением сержанта. Ему и

в голову не приходило, что Шахаев уже все знал.

– - Так сколько же? -- повторил он свой вопрос, глядя на длинную

сутуловатую фигуру солдата, стоявшего перед ним.

– - Сутки, не меньше, -- сказал за Акима Сенька, стараясь хоть этим

загладить свой прежний промах. Но Аким, сверкнув на него очками, проговорил

слегка дрогнувшим голосом:

– - Часа два... три...

– - Даю тебе пять. Как стемнеет, отправляйся. Найдешь нас у деда

Силантия. Кстати, узнаешь, есть ли там немцы.

В сумерки, наскоро распрощавшись с товарищами, Аким ушел. Семен долго

прислушивался к потрескиванию прошлогодней стерни под ногами удалявшегося

друга. Потом тихо проговорил:

– - Ушел...

И полез в карман за кисетом.

Накрывшись пустым мешком, он курил, обжигая пальцы, курил долго, до

тошноты, до звона в висках.

Сенька вдруг почувствовал на своем плече тяжелую руку. Сбросил с головы

мешок, посмотрел: Пинчук...

– - Петр, как бы и с этим чего не вышло, а?..