двору, через открытую калитку, проскочил в сад и темным полем, спотыкаясь о

кочки, побежал к лесу. Уже у самой опушки леса его настигла автоматная

очередь немца, заметившего разведчика. Вгорячах Уваров пробежал еще метров

пятьдесят в глубь леса и упал, проглоченный внезапно наступившей тишиной.

К нему подбежали товарищи, хотели его поднять. Яков еще был жив. Он

попытался ухватиться за ствол дерева, прижаться горячей мокрой щекой к его

шершавой холодной коре, но не смог. Тихо застонав, упал снова. Товарищи,

поняв, в чем дело, быстро раздели его. Гимнастерка Якова была в крови.

– - Яша! Яша!.. Что ты, Яша?..
– - Сенька тормошил бойца за обмякшие

вдруг плечи. Но Уваров был уже мeртв. Шaпка его валялась в стороне. На

широком лбу в тусклом свете луны, просочившемся сквозь вершины деревьев,

поблескивали капельки пота. Пуля попала ему в спину, прошла навылет через

грудь.

Немцы не решились углубляться в лес. Они постреляли еще минут тридцать

и угомонились.

Хоронили Якова той же ночью за лесом, в степи, далеко от сeла. Хоронили

молча, без речей, без солдатских салютов. Только каждый становился на колени

и надолго припадал к холодному лбу павшего товарища. Лицо его было сурово и

спокойно. В сердце Акима вдруг родился знакомый, выплывший откуда-то

издалека, из годов студенчества, звук скорбной, мужественной и торжественной

песни:

В степи, под Херсоном,

Высокие трапы.

В степи, под Херсоном,

Курган...

Аким встал на колени, наклонился еще раз к товарищу.

– - Мы никогда не забудем тебя, Яша. Никогда!

10

День застал разведчиков в степи. Невесело было у них на душе. Задание

они выполнили успешно, но какой ценой -- среди них нет Уварова... Молчаливые

и подавленные, укрылись под старым стогом, спугнув стаю серых куропаток.

Жалели Якова. Но на фронте мало места для грусти. Не до нее. А тут еще

вспомнили, что сегодня -- Первое мая. И унеслись мыслями к светлому,

радостному...

– - Закусить треба...
– - угрюмо предложил Пинчук.

Ванин развязал мешок, вынул оттуда небольшой ящичек, на крышке которого

готическими буквами был написан адрес.

– - Что это у тебя?
– - спросил Шахаев.

– - Ночью... забежал на минутку в хату, откуда немцы выскочили с

перепугу... -- начал объяснять Сенька.-- Смотрю -- посылка ихняя.

Пасхальная, должно, запоздала...

– - Да ты что, с ума сошел?..
– - перебил его возмущенный Шахаев.
– - Ну,

брат, больше ты на задание не пойдешь!

– - Я же вас всех хотел угостить, -- оправдывался Сенька.
– - Особенно

Акима да Уварова...

Хозяйственный Пинчук поспешил вскрыть злополучную посылку. К его тихому

торжеству, в ней оказалось несколько коробок с сардинами и бутылка с ромом.

– - Черт тебя понес! Всех бы мог пидвести пид монастырь! -- лукавил

Пинчук. Но в голосе Петра не чувствовалось возмущения, ибо Сенька задел

самые живые струны его хозяйственной души. Хитрый Ванин понимал это и

настойчиво твердил:

– - Угостить хотелось. Для всех старался. У Пинчука вон запасы на

исходе. Ведь правда, Петр?..

– - То правда... Но поступил ты безрассудно...

Сенька что-то проворчал себе под нос и хотел было отшвырнуть ногой

принесенный им ящик. Но Пинчук помешал ему это сделать.

– - Ишь выдумав що!

Переложив содержимое посылки в свой мешок, он неожиданно заявил:

– - Добрэ, згодится.

– - Ну, это уж хамство с твоей стороны, -- не на шутку возмутился Семен.

– - Моими продуктами распоряжаться!..

– - Воны вже нэ твои, а державни, колы на мий склад поступалы...

– - Да перестаньте же!.. Собственно, что вы разболтались! Неужели не

надоело!
– - прикрикнул на них Аким.

Осторожный Шахаев приказал Ванину взобраться на стог и наблюдать, что

делается вокруг. Влез на стог и Аким. Разведчики слышали, как он сказал