Этот поиск готовился особенно тщательно. Зная, что комдив обязательно

потребует "языка", разведчики во главе с Забаровым целыми сутками находились

на переднем крае. Оттуда они наблюдали за противником, намечая объект

будущей операции. Поэтому, когда Марченко передал Забарову приказ комдива,

разведчики уже были готовы к делу.

К вечеру собрались в путь. Ждали ужина. Но в хозяйстве Пинчука

случилась какая-то заминка. Забаров послал Ванина узнать, в чем дело. Еще

издали Сенька услышал шум около кухни. "Опять Петро Лачугу пиляет", --

подумал Ванин. Во дворе он увидел Кузьмича. Тот только что вернулся с ДОПа и

теперь распрягал лошадь, что-то обиженно ворча себе под нос. Лицо его было

страшно разгневанным. Сенька сразу догадался: тут произошло что-то неладное.

– - Ты что такой хмурый, Кузьмич?
– - весело спросил он, помогая старику

развязывать супонь.
– - Что случилось? Почему до сих пор нет ужина?

Но Кузьмич молчал, сердито сопя. Он изо всех сил нажимал ногой на

клешню хомутины. И Ванин понял, что Пинчук накричал на Кузьмича за какую-то

провинность.

– - За что он тебя?

– - А вот спроси его, -- уловив сочувственные потки в голосе Ванина,

пожаловался Кузьмич.
– - Ума рехнулся человек. Орет, как скипидару хлебнул.

– - Кузьмич поплевал на руки и так натянул на себя супонь, что хомут хрупнул,

а лошадь качнулась в сторону.

– - Эге, а силенка-то у тебя еще есть, старик!
– - позавидовая Ванин.
– -

Ну, а все-таки, что же произошло?

Кузьмич сделал вид, что не расслышал Сенькиного вопроса, и принялся за

гужи. Картина прояснилась, когда из мазанки вышел Пинчук. Oн держал в руках

кирпичик хлеба.

– - Накормил хлибцем, усатый бис! Ось подывись, Семен, можна такый хлиб

исты?
– - рокотал он, покалывая Ванину хлеб.
– - Нашел, в що хлиб завертаты --

в лошадиную попону. Сенька потянул носом и кисло поморщился: от буханки

несло терпким запахом конского пота.

– - Заставлю старого самого весь хлиб поисты!
– - бушевал Пинчук.

Сегодня он хотел отличиться и получше накормить разведчиков, уходящих в

поиск. Почти полдня он провертелся у котла, помогая Лачуге готовить ужин и

боясь, как бы тот не испортил пищу. И уж никак не мог подумать Пинчук, что

неприятность подстережет его совсем с другой стороны. Мог ли он

предположить, что старый и исполнительный Кузьмич его так подведет?

Кузьмич, обиженно кряхтя, молча насыпал ячмень в торбы. Он даже не

пытался защищаться. Старик, конечно, понимал, что дал маху, но стоило ли

из-за этого подымать столько шуму?! Пинчука же это молчание провинившегося

ездового злило еще больше, и он басил на всю округу:

– - Була б гауптвахта, посадил бы я тебя днив на пять, тоди б ты

научился думать головою!.. Що ж мэни теперь робыты?
– - вдруг обратился он к

Сеньке, растерянно разводя руками.
– - Бийцив накормить нечем. Бэз ножа

заризав, старый качан!

– - Не расстраивайся, Петро Тарасович! Слопают, -- успокаивал его Ванин.

– - Не слишком важные господа. Будут уминать за обе щеки, только держись.
– -

И, подтверждая свои слова делом, Сенька откусил от угла хлебного кирпича

большой кусок. Старательно прожевал его под внимательным, ожидающим взглядом

Пинчука, чмокнул губами и добавил: -- Так даже приятнее -- с душком-то.

Аппетиту придает.

– - А икаешь чому?
– - испугался Пинчук.

– - Понятно -- что. Всухомятку такой кусище проглотить... Ничего,

пойдет, давай неси!.. И вообще ты, Петро Тарасович, поторапливайся. Нам пора

выходить. Говорят, из штаба армии какой-то представитель прибыл. Будет ждать

нашего возвращения. Знаешь, как нужен сейчас "язык"?!

Делать было нечего. Пришлось Пинчуку кормить разведчиков хлебом с

Кузьмичовой приправой. Бранились они здорово, но хлебец все же съели. А

потом еще долго смеялись друг над другом.

– - Что ты наделал, старшина!
– - пресерьезно говорил Ванин. -- Ведь

теперь в разведку нельзя идти. Учует немчура, подумает -- кавалерийский