Только она перешагнула порог Обители, ей навстречу вышла жрица Амры - высокая тонкая усгибан, одетая в льняное платье, поверх которого был задрапирован оранжевый шелк. Жрица словно бы знала, что Разда придет. Она приняла из рук южанки принесенные ею зерно и персики и произнесла:

– Да прибудет с тобою благословение покровительницы нашей, Вдохновляющей, Окрыляющей, Милостивой**!

– Милостивая Амра ведет меня по своей дороге сейчас, - сказала Разда.
– Но я не могу понять, длинна ли дорога, и куда она приведет?..

Жрица тепло улыбнулась Разде и произнесла:

– Доверься Амре, ее пути - что ветви на Древе, соки их и сладки, и горьки бывают, но плоды - всегда ценны.

Она прошла к алтарю, над которым возвышалась оплетенная цветами и расшитым льном статуя Амры, зажгла курения, разложила переданное Раздой приношение.

Разда опустила голову и мысленно, переплетая заученные молитвенные формулы с собственными желаниями, обратилась к Амре:

"О Амра, Милостивая, Вдохновляющая! В сети твои попадаются людские сердца, ты заставляешь душу трепетать, вливаешь в уста влюбленных стихи и песни, открываешь им красоту мира и прелесть чувства! Не оставь меня, о Милостивая Амра! Где тот, кого я жду? Где тот на чьих плечах та же сеть, тобою сплетенная, что и на моих? Не звенят на моих запястьях золотые браслеты, не рвется из души моей песня, не обнимают меня шелковые одеяния... Если не придет ко мне он, не быть песне моей, и жизнь моя увянет, как цветок без воды. Милостивая Амра, твоей дороге верю, тебя о помощи прошу!"

И так без единой новой мысли стояла она и ждала, когда молитву закончит жрица. Сладко пахли курения, чей витой дымок тянулся вверх и рассеивался у отверстий в потолке. Оранжевый шелк, струившийся поверх льняного платья жрицы, казалось, источал едва различимое сияние. Наконец, жрица оторвала взгляд от лика Амры, опустила поднятые ладонями вверх руки и поклонилась богине.

Разда замерла, ожидая, что ей скажет жрица. Улыбнувшись ей все также тепло, она произнесла:

– Ты могла бы служить Амре, о ищущая***, твоя красота дороже всех драгоценностей Гафастана. Еще не потеряно время, и ты могла бы остаться в Обители и стать сестрою нашим жрицам.

Разда покачала головой:

– Амра касается сердца моего, но я не могу стать среди вас. Я верю, что Милостивая меня не покинет...

– Хорошо, - сказала жрица.
– Амра никого не неволит. О тебе мне было сказано, что совсем скоро ты найдешь то, что ищешь и обретешь то, чего так жаждет твоя душа.

– Скоро?

– Очень. Смотри, чтобы темные цветы не распускались в твоей душе, чтобы напрасная горечь не травила тебя: ты не оставлена. Ты любима и будешь любима.

Она помолчала.

– Совсем скоро, я чувствую, тебе стоит вернуться сюда. Амра тебе благоволит. Как твое имя, о ищущая?

– Я Разда, дочь ремесленника, - задумчиво проговорила южанка.

– Да расцветут в душе твоей цветы Амры, о Разда, - с улыбкой произнесла жрица и коснулась ее плеча.

***

В городе почти не говорили об убийстве писаря. Даже Рух, о которой пора было уже позабыть, по-прежнему всплывала в разговорах гафастанцев чаще, чем безродный писарь из Высокого Дома Вестников. Какое-то время обсуждали новость о том, что на главной площади палками был прилюдно бит дарга-сыртлан, и над псарнями вместо него поставили нового, к которому приставлен был как наблюдатель кто-то из Гарванов, что должен был отчитываться перед кем-то из Этксе каждый месяц. Говорили, что очень не понравилось правящему Гарвану, как тренировали пятнистых сыртланских собак...

Позже разнеслась по Гафастану весть: в город прибыли Старшие Гарваны из Афлетана и Нидвы. Их приняли в Этксе, и все в Гафастане было по-прежнему тихо, как если бы никто не приезжал.

Но в Этксе было неспокойно.

Орм стоял у не до конца закрытых дверей Зала Пяти Углов и слушал, о чем говорили Гицур, Эмхир и Фьёрлейв.

– ...мы узнали, - холодно произнес Гицур, - что в Гафастане нашли способ «выпустить птицу из клетки». И вы здесь скрываете это от нас, желая покинуть Пустыни и вернуться на Север. А прежде - возвыситься над всеми прочими, в ком еще жива прежняя суть.

– Разбудить птицу?
– в голосе Эмхира Орм услышал удивление.
– Невозможно. Кто вам такое сказал?

– Мы получили письмо, - бросила Фьёрлейв, - там достаточно подробно было написано, кто, зачем и почему...

– И кто же?
– спросил Эмхир.

– То есть «почему», тебя не интересует?
– хмыкнула Фьёрлейв.

Эмхир не ответил.

– Ты, Орм и Сванлауг - это ваш замысел. Другие Бессмертные и чистокровные с вами, - сказал Гицур.

– Странно, что ты веришь какому-то письму, Гицур, - произнес Эмхир.
– В нем хотя бы рассказали, как вернуть прежние способности? Я был бы рад узнать, быть может, это и правда могло бы сработать.

– Рух - это наш Дух-покровитель, - процедила Фьёрлейв, - и тот, кто прикасается к ней, пробуждает свою прежнюю суть.

– Рух уже нет в Пустынях, - сказал Эмхир.
– Я уверен, ей здесь нечего делать.

– А тэмээны так не думают, - ответила Фьёрлейв.

– Я бы хотел взглянуть на письмо.

– Зачем?

– Покажи Эмхиру письмо, - произнес Гицур.

Орм осторожно заглянул в зал. Фьёрлейв вытащила из рукава свернутый пергамент и протянула его Эмхиру. Тот взял его, попутно бросив на Фьёрлейв холодный взгляд, затем развернул свиток и стал читать. Ничто не дрогнуло в его лице, пока он скользил глазами по строкам.