Отплывающие и провожающие взволнованно толпились у трапа и не торопились прощаться: словно чего-то выжидали. В голове и в душе Джонни всё смешалось, в стоящем гулком гомоне он умудрялся одновременно улавливать всеобщее волнение, трогательные слезы, резкие запахи духов, цветов, пота и занудные напутствия, которые не отличались разнообразием. Видимо, большинство из них, как и он, впервые отправляются в такое дальнее путешествие, только этим можно объяснить вполне объяснимое нагнетаемое беспокойство, оно словно наэлектризовано неуемной тревогой. Все-таки предстоит преодолеть Атлантический океан! А он, как известно, непредсказуем. А кто-то об этом даже не догадывается и беспечно пребывает в эйфории от ожидания захватывающих впечатлений.

От нечего делать Джонни стал изучать ближайшее окружение: его блуждающий взгляд метался с одного чужого лица на другое. Кто же они, рискнувшие подвергнуть себя серьезному испытанию? Какие же они разные: и по возрасту, и по благосостоянию, и по характеру. Но одержимые.

«Чует мое сердце: ох и достанется вам, господа хорошие!»

Среди ничего неподозревающей толпы наблюдательный Джонни обратил внимание на высокую костлявую женщину с ярким макияжем и выпирающей нижней челюстью, похожую на сухую ветку, украшенную искусственными цветами и листьями.

«С годами женщины в совершенстве овладевают наукой лжи… И в первую очередь о своем возрасте. О, Боже, сколько у нее лишних вещей! Куда ей столько? Глядя на нее, невольно возникает мысль: как много человеку надо, когда ему уже ничего не надо. Но она, видимо, придерживается другого принципа: в восемьдесят лет застрахуй свою жизнь на кругленькую сумму и отправляйся в кругосветное путешествие – риск благородное дело!»

Затем его взор вырвал из толпы двоих на первый взгляд невзрачных мужчин, проявлявших подозрительную нервозность. Только удивленный Джонни хотел присмотреться к ним, а они взяли и отвернулись от него, чем еще больше заинтересовали Вундеркинда. Незаметно приблизившись к ним со спины, он услышал следующий диалог:

– Не дрейфь, Билли. Еще две ходки, и всё. Не стой истуканом, лучше затеряйся среди пассажиров и больше улыбайся. Главное, не выпячиваться, не высвечиваться.

Как же они ошибались: юный сыщик уже выделил их из тысячной толпы: а у него хватка цепкая! Порой одной мелочи или элементарной ошибки ему вполне достаточно, чтобы заострить свое внимание.

– А капитан, а его помощник?.. Они, как натасканные ищейки, сверху видишь как зыркают. У меня какой-то мандраж. Мне кажется, что они наблюдают только за нами.

– Да кому ты нужен, чтобы персонально тебя пасти? Зачем ты забиваешь свою голову всякой ерундой?

– Так я же не гвоздями ее забиваю. Если уж заниматься ерундой, то делать это надо серьезно. – Тощий тяжело вздохнул и снова оглянулся: Джонни едва успел вовремя присесть. – Мне кажется, что мы примелькались уже: сколько раз бегаем туда и обратно, будто запасаемся на всю оставшуюся жизнь.

– Ну и что. Может, нас кроме жен провожают десятки любовниц: пусть все завидуют.

– Завидую тебе, Фреди. Так ты уверен, что они ничего не подозревают?

– Да нет, конечно, но, думаю, у них своих забот хватает. К тому же на твоей постной роже ничего примечательного совершенно не просматривается: одна трусливая пустота и постная скукота.

– Значит, они высокомерные, – с облегчением выдохнул Билл. Только сейчас Джонни заметил у худого мужчины родимое пятно на щеке. Тут же обнаружилась еще одна особая примета: у него такие выразительные глаза, будто собрались умереть голодной смертью.

После того, как он взвалил на плечо тяжелый рюкзак, его тело заметно сгорбилось и сильно перекосилось. Точно такой же был и у другого, плотного мужчины с седой шевелюрой и небольшим шрамом около левого уха. Загорелое лицо незнакомца напоминало витрину универсального магазина, а выпирающий живот – его переполненный склад.

Продолжая незаметно наблюдать за ними, Джонни в душе ликовал: у него появился интерес к потускневшей жизни, во всяком случае за время круиза скучать ему не придется, так как в поле зрения попали очень подозрительные типы, которые требуют к себе самое пристального внимания. Так подсказывала его чуткая интуиция.

«А вдруг это террористы или пираты XXI века? Может, их сразу обезвредить? Нет, это было бы слишком просто и быстро. Не может он добровольно лишить себя такой радости, как постоянная интрига, тревога от ощущения реальной опасности, предельная осторожность, слежка, если надо, то и погоня. Вершиной всех этих приключений должна быть кульминация, а завершится всё победным концом и триумфом! Это для него, а их ожидает разоблачение и позорный арест. – Другого исхода для них он не видел, заранее посчитав своих незадачливых жертв обреченными на провал. – Так что же у них в рюкзаках? И чего они так боятся?» – родились первые вполне оправданные вопросы в сознании юного сыщика, которому предстоит напрячь свой мозг и найти ответы: такова теперь его нелегкая доля.

Он застыл в глубоком раздумье, а в душе сразу же сработали обостренные чувства подозрительности, закопошились сомнения в искренности услышанных слов. Позже они только усилили его обоснованное беспокойство.

В этот момент до него донеслось собственное имя, которое поочередно выкрикивала встревоженная мама, поддержанная папой и писклявой Кэтти. Вечно она сует свой нос, где ее не спрашивают, поэтому и заслужила к себе откровенную неприязнь. Она очень не любила, когда он ее так называл, и требовала к себе не только почтительного отношения, но и уважения как к старшей сестре, однако неисправимый Джонни делал всё наоборот, чтобы порадовать свою неугомонную душу. Вот и на этот раз он с радостью утешил себя: «Дорогая Кэтти, ну что ты суетишься и взвинчиваешь себе и без того одряхлевшую нервную систему? Напрасно ты волнуешься за меня! Или делаешь вид? Сама, наверно, только и мечтаешь, чтобы я где-нибудь затерялся, опоздал или без вести пропал».