Шрифт:
Три ночи ждал так царь. Ждал и четвёртую… И вот в четвёртую-то ночь вдруг учинился во дворце великий сполошный шум. Царь посылает одного стражника проведать… Тот воротился и доносит царю, что по всему дворцу радостные вопли: «Царя убили! Царя убили!» Царь взял с собой стражу и поспешил в свою спальню. Тут и застал всех своих врагов, которые радостно потрясали мечами, а узревши живого царя, так и обмерли. Царь увидел на своём ложе окровавленный труп, облачённый в его царскую одежду, и заглянул ему в лицо и узнал своего слугу. Тут царь всё понял и казнил всех своих врагов.
— К чему ты сие рассказал? — допытливо и хмуро спросил Иван после долгого молчания.
— К тому, что другое уж всё высказал.
— А се пошто таил?
— Не таил…
— Пошто же ранее не рассказал?
— Ты ранее меня врагом своим не обзывал, — язвительно ответил Федька.
— Зело обидчив ты, Басман. Кто обидчив, тот изменчив! — тяжело проговорил Иван и перевёл взгляд на Грязного. Тот стоял перед ним восторженный и уже хмельной, в блудливых цыганских глазах его светилась детская, глуповатая радость, и весь он был как ребёнок, которому только что дали пряник или посулили забаву.
Ивана потешил глупый Васькин вид.
— Гляди ж ты!.. А говорят, в пустую башку и хмель не лезет!
— В пустую он токмо и лезет, — умильно пробормотал Васька.
— Ну а скажи мне, Васюшка, понравилась тебе сказка?
— Мудрёна больно! Мало я уразумел в ней чего…
— Слышишь, Федька?! — засмеялся Иван. — Се тебе награда за твою сказку. А чтоб больше глупых сказок не говорил, я тебя другой обучу. Будешь её моим боярам сказывать, коли они в добром веселье будут.
Иван вынес из спальни свиток и подал его Федьке:
— Чти!
Федька взял свиток, осторожно, даже со страхом развернул его, так же осторожно, запинаясь, стал читать неряшливую скоропись:
— Турецкий царь Махмет-салтан сам был философ мудрый по своим книгам, по турецким, а когда греческие книги прочёл и слово в слово по-турецки переписал, то великой мудрости прибыло у царя. И рек он сеитам своим, и пашам, и муллам, и обызам: «Пишется великая мудрость о благоверном царе Константине в философских книгах…»
Федька облизал высохшие от волнения губы, стрельнул глазами в Ивана:
— Он от отца своего на царстве своём остался млад, трёх лет от роду своего, — торопливо продолжил он, — и греки злоимством своим богатели от слёз и от крови рода человеческого, и праведный суд порушали, да неповинно осуждали за мзду. Вельможи царёвы до возраста царёва богатели от нечистого своего собрания. Стал царь в возрасте и почал трезвитися от юности своей, почал приходить к великой мудрости воинской и к прирождению своему царскому…
Федька перевёл дух, снова стрельнул в Ивана глазами, но уже посмелей и даже как бы понимающе.
— Подай ему вина, — приказал Иван Грязному.
Федька не осилил полного ковша, махнул остатки на пол, ещё старательней забубнил:
— И вельможи его, видя, что царь приходит к великой мудрости, рекли так: «Будет нам от него суетное житьё, а богатство наше будет с иными веселитися».
— Ишь, перепужались, окаянные! — сказал блаженно Грязной.
Федька запнулся, хмуро посмотрел на него.
— Видать, почуяли под задом жаровню, — добавил со смехом Грязной.
— Нравится тебе моя сказка, Василий?
— Как про тебя писано, государь, — сказал простодушно Грязной и доверчиво улыбнулся Ивану.
— Тыщу раз перечти, Басман, сказку сию, — сказал Иван. — Знай её, как молитву! Коли б я тебе ни наказал, по памяти повторить должен слово в слово!
7
Серебряный дождался сумерек и поехал на подворье князя Владимира Старицкого.
На подъезде к княжеской избе Серебряного встретили верховые казаки, учтиво попросили остановиться.
— К князю Володимеру — воевода князь Серебряный! — с достоинством сказал Серебряный и подал одному из казаков свой шестопёр. Казак принял шестопёр и, держа его в вытянутой руке, как факел, поскакал вперёд, чтоб известить князя.
У крыльца тот же казак с поклоном возвратил Серебряному шестопёр и почтительно сказал:
— Князь милости просит!
Такой приём понравился Серебряному, а то, что князь Владимир не заставил ждать и сразу позвал его, даже польстило ему: не всякий удостаивался такой чести у удельного князя.