Монах сглотнул тяжело и опустил глаза:

– Она оказалась не иммунной. Заражение коснулось и её. Мы думали поехать в Горьевку к её маме. Забрать её с собой и рвануть к родственникам в другой город. Но когда мы были в деревне, выяснилось, что её мама в этот день сама надумала ехать к сестре. Нам это соседи сказали. Связи, как ты понимаешь, уже не было. Наверное, поэтому до нас она и не дозвонилась сама предупредить: мы были в зоне перезагрузки. Маше уже совсем становилось плохо. Она несколько раз кричала на меня, будто её что-то распирает изнутри. Затем просто впадала в апатию полнейшую. Даже к дочери. Я – дурак, злился на неё, не знал еще – что это такое. В общем, я оставил её дома. А сам побежал в сельсовет: хотел позвонить по стационарному телефону сестре тещи. Оставил её с Аней.

Взгляд Монаха стал болезненный и жесткий, он уставился прямо в глаза напарнику, отчего тому стало не по себе. Голос стал монотонным и чеканным, будто рейдер сдерживал эмоции всеми силами. Но срывы и скорбный тон все равно пробивались сквозь завесу слов:

– Понимаешь. Дети до 15-17 килограммов не перерождаются. А Ане было всего три годика, и она очень худенькая была… Мы её на неделе той как раз из-за этого к доктору водили…

Рейдер не выдержал и уткнулся в ладони, еле заметно тряся плечами. Сгорбленная фигура взрослого мужчины, беззвучно рыдающего в рукав и пытающегося сдержаться, - тягостное зрелище. Получались, скорее, какие-то скомканные тихие всхлипы с редкой слезой - моральное напряжение полутора лет вылилось сейчас.

Якут молчал, потрясенный этой историей.

Сквозь сжатые зубы Монаха, невидящим взором уставившегося в одну точку на стене, послышалось продолжение:

– В общем, Маша переродилась. Ани уже не было в живых, когда я вернулся. Маша попыталась напасть и на меня. Но я просто выбежал из дома и побежал, куда глаза глядят. Не смог её убить. А надо было, чтобы не бродила зараженной так. Я не знаю, где она сейчас. Аминск перезагружается каждые полгода. Я уже третий раз возвращаюсь к нему. Раньше я не мог добраться дальше окраины города. Я слышал, что бывали очень редкие случаи, когда рейдеры находили своих родственников на заново перезагружающихся кластерах. Я надеялся успеть туда и забрать их. И успел бы, если бы не Алмаз и его дружки.

Голос Монаха приобрел металлические и грубые нотки плохо скрываемой ненависти:

– Я надеялся достать хотя бы Аню, если не повезет, и Маша снова окажется зараженной.

Якут, задумавшись, смотрел на своего напарника поневоле. Душераздирающая трагедия обычного иммунного, одного из многих. Одинокого даже в этом мире из–за отсутствия дара и, поэтому же, всеобщей славы «проклятого».

Лысый рейдер решил разрядить обстановку и проговорил:

– Прости, что спросил.

– Ничего.

– У тебя не осталось их фотографии?

– Есть. Держи.

Фотография перекочевала в руки Якута. На карточке была весьма миловидная блондинка с длинными пышными волосами. Обычное лицо, немного курносая. Яркие глаза – вот что украшало его. Довольно высокая для девушки.

Перед ней, прижавшись спиной к материным ногам, стояла девочка в платьице и недоверчиво смотрела в объектив. Худенькая, маленькая. Якут пристально смотрел на фото, замерев на полминуты. Затем спросил, пытаясь отвлечь напарника от грустных дум:

– Высокая вроде. Она что, выше тебя на каблуках будет?

Монах впервые улыбнулся за последний час и торопливо проговорил:

– Ну, при мне не надевала больших, чтобы были одного роста. Мы познакомились незадолго до того, как в армию попал, на контракте остался. Покидало нас. Но везде вместе были всегда. Она тихая была. Но очень терпеливая. Мне иногда казалось, что у меня нет столько терпения, сколько у нее. Когда Аня родилась, у меня вообще весь смысл жизни стал – они обе. Думал переехать в город покрупнее – там наклевывалась хорошая работа. А потом… Ну, ты уже знаешь.

Якут закивал головой, давая понять собеседнику, что тот донес до него вся информацию. Затем передал напарнику обратно фотографию с женой и дочерью. Он посмотрел на бутыль с разведенной горошиной и поинтересовался:

– Мне это пить?

– Да. Тут немного. Давай залпом.

Новичок, скривившись, сразу выхлебал напиток и выдохнул шумно в рукав, подавившись:

– Мерзость какая!

– Зато регенерацию увеличивает, и будешь себя чувствовать лучше, чем после живца.

– Ну, хоть что-то.

– Ладно, ты на бодряках сейчас после пойла этого будешь, а я подустал. Дежуришь первым три часа. Затем меняемся.

Монах подложил рюкзак под голову и свернулся калачом, запахнув свою куртку. Быстро заснувший рейдер даже не почувствовал на себе пристального немигающего взгляда Якута, задумчиво глядящего на напарника. Так он и просидел несколько часов, после чего решил размяться и пройтись по магазину. Вдруг чего подойдет в качестве дополнительного оружия. А любые колюще-режущие предметы тут в Улье не помешают.