Но быть благодарным 'своей' стране и быть ей обязанным исключительно по той причине, что ты в ней родился - безумие. Поскольку, если бы ты родился в другом месте или вообще не совершил бы такой ошибки, то повод для благодарности не смог бы и появиться. А раз так, то и благодарить не за что.

Иметь обязательства можно только к живым людям от которых ты принял помощь, и если они не преследовали при этом свои собственные интересы. Это одна из причин, по которой я считаю, что ничего кроме налогов государству не должен. И то - даже это момент спорный. Поскольку всякий действует под суммой неодолимых обстоятельств и поступает единственно возможным образом в сложившейся ситуации. Если отбросить эмоциональные оценки и чувства, то благодарности становится взяться неоткуда.

Аргументы за природное, естественное стайно-приматное и половое поведение, сами собой установившиеся нормы поведения лишены смысла, ведь они появились вместе со словами, входящими в эти аргументы. Иначе говоря, вместе с разумом, который позволяет не следовать своим инстинктам. Только сам человек может решить, что для него хорошо и плохо.

Философ из меня аховый, но для себя я обосновал: как человек - своему биологическому виду по умолчанию я тоже ничего не должен.

Свельда улыбалась. Да, я человек, а не сит. Предпочту назваться именно таким образом. Проще будет обманывать чужие ожидания. Но я, как всегда, ни при чём, люди будут обманывать себя сами - совершаемые ими ошибки лягут виной только на их плечи.

– Вы уверены?
– мне не удалось обвести вокруг пальца даже датапад.

– Программа с помощью голокамеры[4] сейчас анализирует твой облик и решает, какой биологический вид ты представляешь, - пояснила мне сияющая Свельда.

– "Вероятнее всего, вы принадлежите к виду, близкому к человеку, но мы не можем предложить для вас специально сформированной программы. Выберите из предложенного списка наиболее приемлемый для вас вариант", - появилось на экране. Датапад выдал мне короткий список, включавший в себя такие виды, как: твилек, человек, убезиец, умбаранец, катар, забрак, тогрут, зелтрон и ещё десяток мне не знакомых. Я уверенно ткнул в 'человека'.

Целый день я вспоминал, да и местами открывал заново школьную программу, читая всё понемногу и выбирая, чем заняться в первую очередь. Наиболее сложным предметом технического цикла для меня оказался курс информационных технологий - из-за новизны. Хотя бы тем, что здесь существовали компьютеры не только на полупроводниках и с иной, не самой привычной для меня архитектурой, а кодирование информации было несколько разнообразнее, чем на Земле. Языки программирования, изучаемые в школе, были строго визуально-ориентированными. Всякие нейроинтерфейсы тоже изучались там же, как самое обычное оборудование, с которым встречается человек.

Дроидная же техника была мне совершенно незнакома. Как и инвазивная кибернетика - возможность побороть свою собственную природу завораживала. Не быть рабом своего мяса и редактировать свое мышление прямо в месте его возникновения. Астрофизика так же всегда меня увлекала, но сейчас появилась серьезная причина к её изучению.

Из гуманитарного цикла наиболее интересным оказались Культуры и расы, социология и ксенопсихология. Этика и философия вгоняли в сон. Философию я любил, а она в ответ меня - возможно даже и противоестественным образом, но она требовала интересного собеседника или opus мыслителя, а не скучный учебник, написанный в расчете на посредственного читателя. Этика, лицемерно притаившаяся за маской науки, вообще вызывала смех.

Для ввода данных можно было использовать стило, это позволяло беречь кисти и пальцы, не зарабатывая профессиональных заболеваний машинистки. Понимал датапад и голос. При необходимости датапад использовал ресурсы главного корабельного компьютера, с которым с безумной скоростью обменивался данными, исполняя роль его интерфейса. Он мог работать, практически не нагружая собственных мощностей. Для вывода информации я использовал внешний экран в кают-компании, а датапад задействовал, как клавиатуру и сенсорную панель для письма - нечто вроде планшета.

Фарланд смотрел на меня круглыми глазами, когда я водил стилом по экрану, изредка корректируя свои каракули голосом.

– Ты пишешь... от руки? Стилом?

– Ну да. А для чего ещё оно нужно?
– удивился я, вертя палочку в пальцах.

– Вообще-то рисовать и чертить.

– Столичный парень, - пренебрежительно сказал подошедший Ивендо, - две трети Галактики умеет писать от руки на фримсе[5], а он до сих пор не верит в это. Арканианцы и вовсе пользуются только им, презирая клавиатуру. Нужно поработать руками. Пока ты с головой уходишь в ботанство, гайки сами себя не открутят.

Лейтенант говорил как всегда отрывисто, разрывая предложения. Хрипота всякий раз напоминала, что, хотя взрывная декомпрессия обычно и убивает людей, он пережил это прикосновение пустоты.

Я был не против: наука - наукой, а разобраться в конструкции любого устройства частенько было легче попросту его хорошенько расчленив. В человеке тоже. Особенно в человеке. Тем более: труд сделал из обезьяны человека, а из человека - пролетария.

Мы с Ивендо разбирали аппарат по рециркуляции воздуха. Всю силовую проводку и кабеля КИПиА он уже отцепил сам. Освободив его от обвязки воздуховодами, связывавшими агрегат со всеми отсеками, мы, используя блок, подвесили его на кран, ездящий по рельсе под потолком. Тельфер, по-моему. Для упрощения работы Ивендо отключил гравитационные генераторы в отсеке, и я впервые в жизни оказался в невесомости.