– У меня ее нет, Лео, – она отскакивает назад и вкладывает меч в ножны. – Все, что у меня осталось, это честь воина. Я должна служить Мастеру, которому принесла клятву и которого считаю отцом.

– Караи, – в синих глазах напротив дрожит отчаяние пополам с гневом на ее упрямство. – У тебя есть мы. Мы – твоя семья. Пойдем со мной.

Боги Небесные! Как же ей хотелось тогда поверить ему. Сколько бы она отдала за то, чтобы пересилить свою гордыню в тот день и вложить руку в прохладную зеленую ладонь, чтобы пойти за ним… чтобы не потерять возможность видеть его глаза и улыбку.

– Вы враги моего клана, – Караи отворачивается и бежит прочь.

Прыгает с крыши, кувыркаясь в воздухе и молясь, чтобы Лео догнал ее, остановил, заставил… Забрал с собой.

Пусть бы он не оставил ей выбора в тот день.

Сколько потом было бессонных ночей, сомнений и метаний.

Сколько раз ей хотелось повернуть время вспять и все же решиться пойти за Лео.

Убегая от себя, Караи вернулась в Японию.

И именно теперь, когда она нашла здесь подобие хрупкого баланса и хоть как-то успокоилась, ей на голову свалили Й’оку, так похожего на Леонардо и так же, как она сама, оторванного от чего-то ему дорогого.

Но в отличие от нее, его, похоже, не спрашивали, хочет ли он себе такой судьбы.

Караи не решилась узнать у отца, откуда взялась эта рептилия и о чем тоскует так горько, что не хочет жить.

Сперва она думала, что Й’оку так болезненно переживает свое предательство и считает себя недостойным прощения Мастера, но потом, наблюдая за ним и вслушиваясь в горячечный бред, поняла, что дело совсем не в этом.

– Рафаэль… Рафаэль… – сухой шепот не становится тише или громче, повторяясь одним и тем же словом, как звук метронома, на грани слышимого. – Рафаэль…

Караи сидит около кровати, на которой лежит полумертвая рептилия, и смотрит в стену.

Она знает только одного Рафаэля и почему-то абсолютно уверена, что именно его зовет сейчас Й’оку, в очередной раз вырванный врачами с самой границы смерти.

Насильно загнанный в жизнь, как зверь в ловушку, спасенный и упорно не желающий жить.

«Что же такого осталось у тебя в Америке, что даже прощение Мастера не может удержать тебя? Что может быть важнее?»

Она усмехается сама себе.

А ведь был момент, когда и ей Мастер стал не так важен, как его заклятый враг. Она даже готова была предать…

Может ли быть такое, что и у Й’оку есть кто-то важнее, чем весь остальной мир?

Может ли этим «кто-то» быть Рафаэль?

Караи вздохнула.

– Ты не хочешь служить Мастеру, не хочешь жить вопреки тому, что прощен им, и не принимаешь его благосклонность. Почему, Й’оку? Что еще у тебя есть, кроме этого? За что ты цепляешься в прошлом? За тех, кто тебя забыл?

Ответом было уже привычное молчание.

Она знала, что так и будет, но раз за разом упрямо пробовала начать разговор, чувствуя, что ей важно разобраться в причинах произошедших событий, а не просто выполнить приказ.

Может быть, сегодня получится чуть больше, чем обычно? Как тогда, когда она принесла ему видеофайлы, присланные отцом, и он, наконец-то начал говорить с ней.

– Кто такой Ёдзи?

Й’оку повернул голову в ее сторону и чуть прищурился, потом вздохнул и отвернулся обратно.

Караи сердито вскинулась и стукнула кулаком в пол.

Она уже с ума сходила от загадок и разрозненных кусков этого запутанного паззла.

– Он ждет тебя, как написал Мастер, в Цитадели! Видишь?! Даже это для тебя сделано! Чего тебе не хватает, Й’оку?! Чего ты еще хочешь от нас от всех?! Мастер простил тебе предательство! Он ждет тебя в Нью-Йорке, он хочет, чтобы ты вернулся! Разве мало этого?! О такой милости никто не смеет мечтать, а ты отвергаешь все это! Что тебе еще надо?!

Она вскочила и, подбежав к черепахе, схватила за плечи, хорошенько встряхнув.

– Любой на твоем месте был бы счастлив! Что?! Что тебе еще надо?! Чего ты хочешь?!

Й’оку сбросил ее руки и оттолкнул от себя.

– Я хочу вернуться к родным, Караи, – неожиданно ответил он. – Я не хочу никакого прощения Господина Саки и его снисхождения. Разве ты не понимаешь меня? Я не верю, что Ёдзи мог оказаться в Цитадели. Он в безопасности, дома, и я хочу вернуться туда.

– У тебя уже нет семьи, – девушка дернула уголками губ и вернула ладони на плечи, укрытые черной тканью.