Как потухали мысли. Как потухало здравомыслие.

Они оба даже не помнили как дошли до спали Бонни. До той комнаты, где никто и никогда еще не спал кроме самой Бонни. Девушка оказалась прижатой к стене. Ее так властно уже давно не подчиняли. В основном, доминировала бывшая феминистка.

Сегодня все правила забылись. Остались за пределами этого дома.

Снова страстные поцелуи и эти болезненно-приятные прикосновения к коже. Телом к телу. Внутри живота дикое напряжение сменялось сильным желанием получить разрядку. Тайлер пригвоздил руки Беннет к стене, и его пальцы сплелись с ее пальцами. После этого Бонни не смогла уже сдержать стон. После этого она окончательно и бесповоротно растворилась в трансе.

Они напоминали двух подстреленных птиц. Черт возьми, да их сердца единый ритм отбивали! Но оба были обречены. Оба не имели права на то, чтобы быть с тем, с кем они реально хотели бы.

Бонни вцепилась в плечи Локвуда, отстраняя его от себя и толкая в сторону кровати, не отрываясь от его губ. Она боялась, что он уйдет. Она боялась снова остаться одной.

Глупая — это не про Бонни, но это первое, что приходит на ум.

Потом они упали на простыни. Потом Бонни оказалась под Тайлером, позволяя подчинить себя снова…

Они не теряли ход времени. Они ощущали каждую секунду, ощущали каждое прикосновение. Они дорожили каждым мгновением… Сейчас они есть друг у друга: непритворные, ошалевшие, спонтанные и импульсивные. А с рассветом солнце испепелит их как вампиров, и в качестве свидетельстве о минувшей ночи останется лишь пепел.

Бонни прогнулась в позвоночнике, когда ощутила губы Тайлера на своем изрезанном животе. Каждый миллиметр каждого шрама не остался без внимания. Каждый поцелуй не оставался без ответного стона.

Важен ведь процесс. На сегодняшнюю ночь, по крайней мере.

Он расстегнул ремень, стащил джинсы. Бонни кусала губы, извивалась… Она ощущала, как весь мир рассыпается на звездную пыль, а потом снова собирается в единое целое.

Когда он вернулся к ее губам, она обвила его ногами, она подалась навстречу. У него сердце защемило. Он на мгновение отстранился, чтобы посмотреть в глаза девушки, которую сегодня ночью сделает счастливой, а завтра утром — несчастной.

Бонни лишь пару секунд удерживала зрительный контакт, потом вновь стала целовать этого мужчину, единственного, кто ее принял и понял.

Ее руки с его плеч проскользили на грудную клетку, на пресс, все ниже и ниже… Токсины ее души проникали в его сущность, разъебывая там реальное понятие о верности и любви. Гранулы его мира попадали в ее мир, разъебывая там понятия о враждебности и высокомерии. Порождая любовь и желание быть только с одним человеком…

Весь мир претерпевал метаморфозу.

А потом он стал ярче, когда Бонни стянула джинсы с парня, и ее рука оказалась на члене Локвуда. Несколько движений, несколько его стонов, прерывистое дыхание в ее плечо, рьяные поцелуи — это не абсент, но это единственная ассоциация.

Тайлер не сдерживает вырывающиеся стоны, не сдерживая себя, зубами стягивает одну шлейку с плеча… Бонни теряется в чувствах, она попадается в сети иллюзорной взаимности, влюбляясь еще сильнее. Она поддается импульсивности, отталкивая Локвуда, заставляет его лечь на спину, усаживается сверху. Несколько секунд пристального взгляда. Она впервые смотрела на него сверху вниз. Он впервые видел ее такой гордой, такой могущественной и желанной. А затем девушка медленно стянула другую шлейку, расстегнула лифчик, сняла его. Локвуд резко поднялся, припадая возле шеи любовницы, оставляя засосы и прижимая к себе Бонни. Соприкосновение обнаженной кожей отдавалось жаром внизу живота и покалыванием на кончиках пальцев. Ее соски, ее грудь — Тайлер тактильно запоминал наизусть каждый миллиметр кожи этой девочки. Он учил ее не потому, что хотел разделить с ней свою жизнь.

Просто так. Для общего развития. Как параграф «Площадь криволинейной трапеции» в учебнике по математике, который редко когда нужен в реальной жизни.

Девушка стала ерзать на члене мужчины, растягивая прелюдию, продлевая это мучительное удовольствие, тоже выучивая Тайлера тактильно. И когда он резко подмял девушку вновь под себя, когда освободил девушку от остатков белья, когда резко вошел в нее, весь мир будто потерял четкость. Все перемешалось: свирепость и нежность, бессилие и неистовость, бесстрашие и страх, боль и наслаждение. Она стала его дополнением, он — ее. И это чувство свободы, ощущение взаимности, фрикции, доставляющие наслаждение — все сделало Бонни Беннет хоть еще более уязвимой, но все же немного счастливой. Она уже не помнила, чтобы получала физическое удовлетворение вместе с духовным. Она уже не помнила, чтобы когда-нибудь дышала кем-нибудь, растворялась в ком-нибудь…

Любила кого-нибудь.

Она была сталью всю свою жизнь, но сейчас таяла воском рядом с ним, с Тайлером Локвудом, мальчиком, для которого важен процесс. Сейчас Бонни показывала, что мрамор крошится со временем, что наши принципы, приоритеты и убеждения — лишь пластилин в руках наших друзей, любовников и врагов.

Тени ползали по стенам, ветер шумел, дождь продолжал долбиться в стекла, как обезумевший раненный человек… А две потерянные души (только попутчики в жизни друг друга, не более), они танцевали в ритме фальшивой любви, танцевали на битых стеклах, забываясь, растворяясь, рассыпаясь и зная только одно: после случившегося они уже никогда не смогут возродиться.