— Это не любовь, Елена.

Он резко отстраняет ее, смотрит в ее затуманенные глаза и пытается найти там ответы на свои вопросы. Не находил. Находил лишь отзвучие в теле этой девчонки, но никак не в ее глазах.

— Лишь чувство благодарности…

— Я не испытываю благодарности, — отвечает она. — Это нечто совсем другое.

Она пьянела. Она впервые в своей дрянной жизни ощущала, что у нее ноги подкашиваются, что ей до безумия, до сводящих судорог хочется быть рядом с определенным человеком. Да, Доберман выделывал с ней все, что его душе заблагорассудится. Да, это было жестоко и, порой, бесчеловечно.

Но Елена четко понимала одно: именно эта дикость все это время опутывала лентами, пришивала ее душу к душе Сальваторе красными нитками. Рвала капилляры, вены и артерии.

Девушка открыла глаза, посмотрела в глаза Сальваторе. Она еще никогда так близко к нему не была. Еще никогда так не желала близости.

— Он любит тебя, Елена, — он пытается одновременно предположить, что будет, если она все-таки сейчас уйдет. Нарисовавшаяся картинка не приносит удовлетворение. Только руки на пояснице прижимают ее тело к себе сильнее. — Ты нужна ему.

— А мне нужен ты, — ее голос сникает до шепота. В ее взгляде развеивается дым, и Деймон видит там то, что не видел еще никто. Он видит вовсе не отчаяние и не боль. Не опустошение. Не ненависть. – Ты.

Он видит взгляд затравленного ребенка, ищущего ласки. Он видит маленькую девочку, у которой не осталось семьи, друзей, надежд и мечтаний, но осталась лишь одна просьба: «Будь со мной». И эти слова шипами вонзаются в и без того разорванное сердце Добермана, этого цербера, умеющего только рвать, метать и курить.

— Нужен, понимаешь?

— Ты ведь ничего не знаешь о том, что говоришь, Елена, — он разрывает тишину хриплыми нотками своего голоса. Он разрывает спокойствие очередным ударом под дых.

— Может, и не знаю, — соглашается она. — Может, я действительно не знаю что такое любовь. Что такое страсть и… Но я знаю то, что я хочу тебя полюби…

Он скидывает ее руки с себя, отталкивает от себя небрежно, срывается, уходя на кухню. Елена чувствует порыв души. Она ощущает, как мир искажается, как разбиваются кривые зеркала, как все иллюзии претерпевают метаморфозу, становясь правдой, а правда трансформируется в ложь. Осколки прежних чувств, остатки каких-то душевых и никчемных мыслей, капли дождя — все это оседает на пол, падает к ногам Мальвины. И Елена, даже не посмотрев на обломки, переступает через них и следует за Сальваторе. Она останавливается в проходе. Доберман медленно оборачивается, снова опираясь о подоконник и скрещивая руки. Где-то они это уже проходили.

— Давай не будем ссориться. Дай мне договорить…

— Кое-что нельзя произносить вслух, — перебивает он. Елена кивает, опуская взгляд, потом подрывается, вновь резко приближаясь к Сальваторе. Она обращает на него этот неприкрытый туманом взгляд. Она стоит непозволительно близко, выглядит непозволительно роскошно и ведет себя непозволительно раскованно.

— Давай об этом промолчим, — шепчет она, не озвучивая явного. Они не позволяют друг другу объятий, не позволяют слишком много долгих зрительных контактов.

Но позволяют близость. Бомба замедленного действия — не подходящая ассоциация, но наглядная иллюстрация зато...

— Мне просто надоело пить тебя по глоткам.

Он посмотрел на нее. Зрительный контакт установлен. Бомба замедленного действия вскоре взорвется.

— Я хочу напиться тобой. Залпом. Я еще ни разу никого не пила залпом.

Он касается ее плеч, приближает к себе и целует ее. Просто так. Без ответных реплик. Без каких-то дешевых фраз и слов. Елена вновь прижимается к нему. Ее руки оказываются на его плечах. Ее сердце начинает отбивать ровный ритм. Стираются мысли о Бонни, о Тайлере, о матери… Все проблемы растворяются в кислоте порочной близости. И кто сказал, что измена подразумевает только секс? Сейчас и Елена и Деймон изменяли… Изменяли, ничего запретного не делая. Просто позволяя быть откровенными по отношению друг к другу.

Они не теряли счет времени. Каждый из них думал: «Эта секунда последняя». Каждая секунда вскоре становилась предпоследней, потом предпрпедпоследней и так далее. Елена целовала мужчину, которого считала заклятым врагом, который был для нее зрелой и состоявшейся личностью, лучшим другом, соратником, соперником, смыслом… Деймон целовал девушку, которую он считал фальшивой, отвратительной, но которая была для него самым желанным. Джоанна Хэрстедт позабылась. Осталась в прошлом вместе с Мэттом Донованом. Первая любовь, увы, не становится последней…

Чуть сбитое дыхание. Оторвались на несколько секунд — после вновь продолжили. Ее руки уже давно были под его футболкой. Его руки — под ее футболкой. И они изучали друг друга тактильно заново.

Одно омрачало. Они друг другу не могут принадлежать по-настоящему.

Доберман медленно отстранил девушку. Он не хотел ее отпускать. За окном ночь, да и дождь не унимается. Им обоим порознь будет холодно.

— Я вызову тебе такси, — он убрал руки с ее обнаженной кожи, оставил девушку, пройдя мимо нее и направляясь в зал. Елена почувствовала себя так, как чувствует себя человек, о тайне которого узнали его недруги. О какой-то очень интимной и личной тайне, доверить которую никому нельзя было.