– Хо-хо, - добродушно приветствовал пару аэд, - я-то уж думал, пою своей музе. Но муза, очевидно, решила послать мне добрых людей с добрым кошельком! Не угодно ли молодому господину пожертвовать пару лепт бедному человеку?

– Кто ты?
– спросил Тартес, бросая ему золотой.
– Я прежде никогда не слышал таких песен... и такого слога. Ты издалека?

Музыкант поймал монету в воздухе, попробовал на зуб и поклонился:

– Вы очень щедры, юноша! Я действительно издалека, из старых северных стран, прошел немало равнин и пересек не один ручей и даже целое море, прежде чем добраться сюда. Зовут меня Филасеос (*друг богов), и я рад, что родители дали мне это имя, ибо боги и вправду благосклонны ко мне, коль послали такую замечательную встречу.

– Зачем же ты так много путешествуешь?
– задумчиво промолвил Тарт.
– Верно, приехал взглянуть на сокровища Атлантиды?

– Я ищу не золото, и даже не серебро, - усмехнулся путник, - и хотя великолепие вашей страны не поддается никаким описаниям, я приехал сюда не за ним. Мудрость - вот главная моя нужда, да слова для куплетов, больше мне ничего и не нужно. Но вы не назвали себя?

– Я Тартес, архонт Юго-восточного надела, - ответил правитель, - а эта прекрасная, словно свет зари, девушка - моя невеста Эврифея.

Странник упал ниц.

– Простите, светлейший, мою глупость, - пробормотал он дрожащим голосом, - что обращался как к равному себе.

– Встань, аэд, - повелительно сказал Тартес, - ты сочиняешь великолепные песни, и я надеюсь увидеть тебя сегодня на центральной площади. Пойдем, Эврифея, а то пропустим все представление.
– И он увлек её за собой.

На миг, самый короткий миг ему захотелось поменяться местами с этим оборванным, потрепанным чужаком, превратиться в такой же странствующий ветер и петь странные, соленые от слез напевы. Не мыслить о потерях и будущей боли, о страданиях других и собственных колебаниях. Но слабость промелькнула, растаяв, словно утренний туман, и Тарт опять стал собой - юным, но уже умеющим справедливо судить других владетелем.

Складки на лбу царя разгладились, и его невеста, почувствовав перемену, осмелилась наконец спросить:

– О мой повелитель, ты с самого утра пребываешь в дурном настроении. Кто посмел перечить тебе и привести в такое недоброе расположение духа?

Вместо ответа юноша повернулся к ней и взял ее за плечи.

– Скажи, любовь моя, как часто ты бываешь в Золотом дворце?

– Ты ведь знаешь ответ, - недоуменно ответила та, - я была там дважды, и оба раза с тобой. Но почему ты спрашиваешь?

Губы Тарта горько искривились.

– Потому что я видел тебя там два дня назад. После того, как я сопроводил свою будущую супругу домой, она отчего-то решила навестить моего брата под покровом ночи. К кому ты приходила, Эврифея? Ты покрыла мое имя позором?

Девушка сначала остолбенела, но быстро взяла себя в руки и неискренне рассмеялась.

– Ах, вот почему ты так недоволен, возлюбленный мой. Сестра моего отца, Халара, сильно заболела, и он отправил меня во дворец за травами, растущими в вашем саду. Лекарь мудрейшего дал мне все нужное - да продлит Посейдон его века - и Мелет быстро пошла на поправку.

Архонт озадаченно нахмурился.

– Но отчего ты не попросила меня?
– скорее разочарованно, чем гневно, проговорил владетель.
– Я бы послал слуг, и уважаемая Мелет получила бы лекарство гораздо раньше.

– Я не знала об этом, пока не явилась домой, - уклончиво отвечала Эврифея.
– И потом, мне вовсе не хотелось беспокоить тебя.

Тартес недоверчиво смотрел на ту, что должна была совсем скоро преклонить колени перед алтарем рядом с ним, и его мучили сомнения. Не лжет ли она ему? Почему Халар заставил ехать родную дочь, ведь куда проще было снарядить помощника? Девушка стояла перед ним, закутанная в свою божественную красоту, и в ее темно-синих, цвета грозового неба, глазах, плескалась верность и любовь, но светлейший чувствовал, что не все было сказано, что должно. Тот, кто приказал ей явиться во дворец тем вечером, явно имел над Эврифеей большую власть, чем жених.