Старший оказался более прытким - он успел дотянуться до висевшего на боку рога и даже поднести его к губам.

Гадер от души пнул гоплита по голени. Наклонился, перехватывая рог, и воткнул его узким концом тому под дых.

– Вы простите, - сочувственно сказал царь, перешагивая через лежащую на галечнике охрану, - но уж больно я тороплюсь.

Во дворце никого не было - словно все слуги разом сделались невидимыми. На камнях у входа что-то сверкнуло. Гадер наклонился - маленькая белая жемчужинка.

– Они в святилище, - прошептал он, и ринулся в рощу.

Архонт проклинал себя. Не надо было взваливать эту ношу на юного Тартеса. Мальчик ничего не стал рассказывать Эвмелу. Следовало еще вчера, самому, ехать в Золотой дворец.

Нужно торопиться. Может, Эвмел еще успеет погасить брошенную спичку, пока не вспыхнул пожар. Он заставит его выслушать... во чтобы то ни стало.

Гадер добрался до колоннады Клейто как раз в тот момент, когда из-под земли раздался нарастающий гул.

На тихом песчаном берегу, рядом с морскими воротами, справа от рыночной площади, играли двое маленьких детей. Мальчик, одетый как настоящий загорец - в теплые шкуры, несмотря на стоявшую теплую погоду - и синеглазая кроха-атлантка. Волны, одна круче другой, с силой набегали на серую полосу галечника и окатывали детей солеными брызгами. Они смеялись и бросали мелкие камешки в простиравшееся перед ними море.

Неподалеку взрослые, торговавшие сладким липовым медом и мехами, бранили неудачный день.

– И куда их понесло в такое тепло, - седоволосый загорец с круглым животом шумно отпил из резной деревянной чаши.
– Ни одного горшка меда не купили с утра. А уже полдень - вон как солнце высоко встало.

– Боги, видать, позвали, - усмехнулся его сосед.
– И наши тоже... Говорят, жрец какой-то объявился на главной площади и вещует, мол, бросайте ваши тележки-повозки, да айда за мной. В домах богачей полно золота отыщется, на всех хватит. А кто ж его делить будет, золото-то эт-та? Сам, небось, и приберет к ручонкам своим все...

Толстяк согласно закивал и со стуком поставил сосуд на крепко сбитую ясеневую лавку. Вытер тылом ладони рот, и, оглядываясь по сторонам, наклонился к соседу:

– Бунт, слыхал, будет... И ты, вона, тоже говоришь чего... Как бы нам чего не досталось. Может, уехать, пока не поздно, а? Как думаешь?

Торговец средних лет с водянистыми, чуть навыкате глазами, не успел ничего ответить. С песчаной прибрежной полосы донесся громкий детский визг.

Толстяк недовольно поморщился, что его перебили, и обернулся. Рот его по-рыбьему округлился, и слова, рвущиеся наружу, застыли в глотке.

Высокие медные ворота, раньше высившиеся из воды на две трети, теперь были видны полностью. Внизу створки потемнели от времени и покрылись зелеными водорослями, опутавшими их, словно спрут своими длинными щупальцами. На обнажившемся морском дне трепыхались, заглатывая воздух, десятки рыбин с ладонь величиной.

Дети размахивали руками, прыгая на месте, и кричали, показывая на бьющихся среди вязкого ила жителей подводного царства.

Мальчик из Загорья и девочка-атлантка.

– Что это?
– удивленно спросил торговец. От берега повеяло свежим ветром.

– Боги разгневались, - полный затрясся, щеки его покраснели от испуга.
– Говорю тебе, бежать надо отсюда...

Он не договорил.

Ледяная вода высотой в десять плефров (*1 плефр=29,6 м) обрушилась на длинную песчаную полосу, сметая все на своем пути.

* * *

Месония смотрела в окно, когда сзади послышался звон. Недоуменно обернулась.

Серебряный фиал тончайшей работы, созданный лучшими мастерами Ливии, лежал на боку в красной винной луже.

– Странно, - Месония нахмурилась.