Резко похолодало.

Тартес изумленно взирал на происходящее. Эврифея прижалась к нему, вся дрожа.

Высокие стены вспыхнули тысячами радужных огней.

*1 плефр=29, 6 метров

Белый ел глаза.

Невидимые стены, казалось, давили на плечи. Невозможность зацепиться взглядом за точку опоры в белесом пространстве жутко раздражала, потому я сфокусировала зрение на Брани, точнее, на многочисленных язвах, оставшихся на его теле после лопнувших пузырей.

Но белый подстерегал и там.

Алебастровые вкрапления вызывающе смотрели на меня среди бледно-розовых грануляций, медленно, но неуклонно заполнявших свежие раны. Они стягивались, точно толстая паутина, между собой в тесную ткань, пронизанную каналами почкующихся кровеносных сосудов, превращаясь сначала в багровый, а затем и в белесый рубец.

Один, второй, третий. Заживающие волдыри можно было пересчитать по пальцам , но я знала, что под тканью, неуклюже прикрывавшей тело всадника, их гораздо больше.

Знала также, что все они сейчас регенерируют одновременно - разве что с небольшой разницей в скорости.

Меч на груди красного словно чувствовал близость хозяина. По нему изредка пробегали алые вспышки, и, даже не трогая металл, можно было сказать, что в такие мгновения оружие теплело.

Неуклонно тянуло в сон. Тело одеревенело, веки неотвратимо тяжелели. Дрема, медленно подкравшись, затянула было в свой глубокий омут, но я тут же встряхнулась, широко раскрыв глаза.

Не спать.

Не спать, не спать. Дождаться, пока очнется он. А там...

А там мы вместе решим, как быть дальше.

Стоит ли Глад и спасение мира душевного равновесия двух уставших всадников?

Я зевнула. Потом еще раз и еще. Да что ж такое...

Вторая волна сна была осторожнее и коварнее первой. Она тихо подкралась со стороны белой пустоты и одним махом набросила свое удушливое одеяло.

Воздух сгущается, так, что из него можно лепить облакотные снежки. Из белесого, амиантового (*грязно-белого), тумана проявляется маленькая, по пояс взрослому человеку фигура.

Кудрявое, беловолосое дитя не более чем трех лет от роду смотрит не по-детски печальным взором. По коже нездоровой белизны катятся прозрачные слезы.

Я вздрагиваю и машинально отступаю назад.

Ребенок, одетый в жемчужного цвета платье, делает шаг вперед. Ко мне.

– Мама, - неживой голос разрезает окружающую пелену.
– Мамочка, забери меня отсюда.

Слезы катятся по щечкам градом, она, всхлипывая, утирает их. И протягивает маленькие, крохотные пальчики.

Тоска, отчаяние, боль пронзают все мое существо. Мне хочется взять это создание на руки, прижать к себе, успокоить, погладить по взвихренным пушистым одуванчиком волосикам.

Но где-то глубоко внутри другая моя часть боится. Впервые в жизни боится так сильно, что я не смею протянуть ладони в ответ.

И только тихо, аккуратно отхожу назад.

– Мама, - голосок срывается навзрыд.
– Мамочка, милая, пожалуйста!

Я чуть было не кидаюсь к ней, когда рядом возникает второй силуэт.

Мальчик, похожий на златокудрого ангела. Того же возраста, может, чуть старше. Наивные бледно-голубые глаза смотрят обвиняющее строго.

– Ты нас бросила, - теперь они идут вдвоем. Маленькие ступни касаются белизны под ногами почти в унисон.
– Почему ты нас бросила?

– Мама, забери меня к себе, пожалуйста!

Я чувствую, что схожу с ума, и торопливо отшатываюсь от ладошки, едва не коснувшейся моего тела. Внутренняя поверхность локтя задевает гладкую холодную рукоять на поясе.

Кинжал Велиала?! Какого черта?

– Это иллюзия, - насмешливый голос Брани раздается совсем рядом.
– Это твой страх. Страх смертной.

<