Смуровская печень вздохнула и принялась за привычную работу. Мозг отдыхал.

***

РУВД — районное управление внутренних дел.

Полковник Карпов — без аналогий, события происходили тогда, когда Илюша Куликов не знал, что станет сценаристом и было ему 4 года от роду.

Заначка — деньги, спрятанные, как правило, мужем от жены. Жена знает, что есть, но не всегда находит

Физиология — см. в Википедии.

Оба… на…

Смуров сыщик был земляной по недоноскам. Кабинет у него отдельный был, ибо дети… натуры тонкие, и у Барбоса отдельный, потому как Барбос старший сыщик был, ну такая должность, за непонятные заслуги. Барбос решительный весь из себя, на него посмотришь, ясно, что по морде влупит и не задумается, и расскажешь то, чего не знал… ну, или думал, или там, возможно, догадывался. Начальник Барбосу часто говорил, что ты парень, не за Речкой, тут у нас по-простому… выпил — украл, ну максимум убил, так это бытовуха, не война. Да и Смуров Барбосу открывал милицейскую тайну: видишь мочилово — отойди, перекури, увидел — лежат, ну так 03 всегда приедет и зафиксирует, а другие убегают. Те, что убегают, — твои, это палка. Задержал уродов, опросил свидетелей — вот тебе раскрытие, и скачешь ты на белой лошадке. А ты, Барбос, со своими воплями «Милиция!» и ещё предохранитель вниз, и затвором щёлк –так ты для Прокурорских палка, а для начальства дурак и головная боль. И кабинет твой будет на четыре рыла, где восемь маются с местом общего пользования, где за счастье, когда смыв дерьма работает.

Барбос пускался в рассуждения, ну как же так, это ж граждане, мы типа их защищать должны. Смуров вздыхал и предлагал сигаретку. Барбос от сигаретки не отказывался и вынимал огнетушитель «Агдама», что Смурову веселило душу и скрадывало милицейские будни. И чувствовал он себя в этот момент пития, сладкого дыма крепкой сигаретки и дрожащей кильки на вилке… гуру милицейским… всё знающим и Божье Провидение помнило о нём и вело по жизни и службе однообразной и пахнущей, как портянка солдата-первогодка.

Смуров человек был компанейский и однажды был зван на ужин в ресторане «Долина», что был на земле 16 отделения милиции, то, которое окучивало Коптево. Компания была милицейская, праздновали День рождения новоиспечённого участкового, на столе было много водки, салат столичный пускал слезу на зелёный горошек, а картошка с эскалопами остывала, не до закуски было, народ пил и нудно ворошил вилками закуску. Больше говорили. Смуров выпил граммов 300, зацепил горошенку из салата и медленно её прожевал. Глотнул пивка на дорожку, сунул деньги под тарелку и поплелся в туалет. В туалете два чувака с криком «Кия!» изображали Брюса Ли.

Подойти к писуарам возможности не было.

Смуров меланхолично помочился на стенку. Ручеёк подтек под ногу одного из бойцов, он поскользнулся и упал. Второй боец в порыве страсти пнул противника промеж ног и, услышав «Мммммм», торжественно улыбнулся и рванул к выходу.

Смуров встал на его пути. Тут же получил в голову, а второй удар в корпус заставил его выпустить воздух и присесть на корточки. Дальше было исполнение оперы «блевантино риголетто» и хлопанье дверями, появление наряда, какой-то бубнёж, скорая, нашатырь в нос.

Запомнилось чьё-то:

— Ну-ну, да это ментовские разборки!

Утром он тупо водил пальцем по стеклу, покрывавшем его рабочий стол, фотографии насильников, убийц и прочих представителей человечьего племени глумливо таращились на него. Закипевший чайник вывел его из ступора. Дверь в его кабинет распахнулась, и вошёл Барбос толкая впереди себя вчерашнего смуровского обидчика.

— У, сука, — выдохнул Смуров и вмазал по скуле поклонника восточных единоборств.

— Ты, это, не за Речкой, — ухмыльнулся Барбос. — Человек с миром пришёл.

Смуров закрыл кабинет на ключ. Из касетника с хрипоцой кто-то пел

«Много лет я свободы не видел,

Жизнь на воле я стал забывать, —

Видно, чем-то я бога обидел,

Разучился любить и прощать»

Портвейн пился легко. Сигаретный дым качался под лампочкой, равнодушно и тускло висевшей на витом чёрном шнуре. В дежурке кто-то орал:

— Да загубили мою душеньку, волки позорные!

И было хорошо на душе, и голова больше не болела.

Дежурный равнодушно листал сводку происшествий за прошлые сутки.

Умер

Смуров умирал. До этого он покурил у открытой форточки. Сигаретки были крепкие, высушенные на батарее парового отопления. «Прима» назывались. Красная пачка такая. Ногти у Смурова жёлтые были. От курения. Однажды он на Россолимо на вскрытии был. Огнестрел. Пуля в лопатке застряла, Ашот долго не думал. Развалил труп с грудины, и Смуров лёгкие увидел. Ё моё, совсем не как в учебнике анатомии! Пока патологоанатом в тушке ковырялся, тихо матерясь, то Смуров требуху разглядывал. Впечатлило. Он вышел из морга и судорожно закурил.

Но это мы тут отвлеклись. Смерть — дело серьёзное. Один раз бывает.

Так вот, покурил старший опер по делам недоносков и лёг на диван. Диван хороший был. На пружинах. Коля Пожарник, правда, по пьяни прожёг кусок матраса, но ему простили. Его орден нашёл, Красной Звезды, ну он и вмазал на радостях, потом заснул с сигареткой. Афган, то сё, они с Барбосом в воспоминания так ударились, что им зам по розыску нашатырь дал понюхать, а то они хотели в магазин со второго этажа десантироваться, сидя на подоконнике, он широкий был, а оконная рама от парашютистов гвоздями забита. А потом Прокуратура Колю нашла, он там в Матроской Тишине, опером будучи, накуролесил немножко и к нам в 50-е по-тихому свалил, но прокурорские дотошные, им, как и нам, без палки служба не канает и начальство ругает. И Коле суд учёл, что, мол, орденоносец и интернационалист, но зачем квартирного вора Гогию ногами бил, не мог рукой ударить? Коля ответить на суде постеснялся, что у него АКМа не было в руках, а так бы убил бы нахер вора Гогию, что мальчика изнасиловал в Измайловском и, пошарив в карманах пацана и в портфеле, ключ от квартиры взял, а, определив адрес по дневнику, видео вынес с норковой шубой и шапкой мужской из меха, предположительно, собаки. Всё это вместо Коли адвокат пробубнил. Коля в тельнике за решёткой сидел и осознавал, что он скоро будет з/ка. Сдохнуть ему хотелось. А Смерть, сука, по своим делам где-то шастала.