Шрифт:
— А здесь Керенский учился, давно, ещё царь был, — торжественно произнёс наш гид.
Тут же спросил:
— Алишер Навои знаешь?
Здание местного МВД было суровым, окна были похожи на бойницы. Начальник Управления сплавил нас местному сыскарю. Тот, появившись из дверей приёмной, произнёс:
— Хоп.
В его кабинете нам было сказано, что надо пить чай. Обычай.
— Хоп.
Чай был в фарфоровом чайнике. Терпкий и без сахара. Осилили.
— Хоп.
И нас устроили в гостинице.
— В обед плов. Хоп?
— А когда обед?
— Сейчас.
После обеда не хотелось двигаться, хотелось лежать и слушать журчание воды.
— Вечером ужин. Шашлык, русский чай и гяп. Хоп?
Усилием воли мы собрались и поехали делать то, зачем нас послал родной МУР.
Вечером был обещанный шашлык, водка в чайнике — русский чай, просто чай. Много разговоров и туманных намеков — короче, гяп.
Через сутки нас провожали на самолёт. Пакет с фруктами, две стеклянные банки, в которых лежали куски баранины, залитые салом, и пиво — это чтобы скучно не было.
— Прилетайте. Хоп?
— Хоп, — облегчённо сказали мы и открыли пиво в самолёте. Потом мы решили попробовать баранину. Запили её остатками пива.
Мне снился Ходжа Насредин, Алишер Навои и Рашидов, пьющие чай.
Выйти из самолёта было сложно. Сало и баранина слиплись в желудке с пивом. У них был гяп. Вы ходили когда-нибудь с гирей в животе? И не пробуйте. В аэропорту у буфетной стоки мы пытались что-то сказать. Говорить было тяжело.
Но мы сказали заветное слово из трех букв:
— Чай.
Буфетчица посмотрев на нас сердобольным взглядом, подала тёплое пойло в липких гранёных стаканах.
— Хоп, — выдохнули мы, попив тёпленького. Отлегло. Народ в конторе крутил у виска пальцем, глядя на непрерывно кипящий чайник в нашем кабинете. Стакана чая хватало на час. Потом сало, баранина и что-то там ещё вступали в гяп. И нужна была новая порция горячего.
А вы говорите: Ташкент — город хлебный. Неправильно это.
Хоп!
За райскими яблоками
Бабушка каждую осень варила варенье из райских яблочек. Райские яблочки она ездила покупать под Данков. Там были сады и знакомый сторож, колченогий дядя Серёжа. Бабушка брала отцовский абалаковский рюкзак, мне полагался солдатский сидор. Из него вкусно пахло. Там лежала половина орловского, чеснок, сало и ножик со сточеным лезвием. Дождик то шёл, то прекращался. В центре площади была громадная лужа, которую аккуратно обьезжали автобусы. Из автобусов выскакивали пассажиры и бежали в сторону туалета. В туалете на полу пирамидками лежали фекалии, по стенам тянулись тёмно-коричневые полосы. Станционный буфет имел гордое название «Кафетерий». Серого цвета бывшие вафельное полотенце с весёлой злостью мелькало в руках монументальной буфетчицы. Она вытирала им прилавок. С ловкостью опытной цыркачки она доставала из громадной кастрюли пирожки, разливала по гранёным стаканам кофе с синюшным молоком, а особо выпендрёжные получали песочный коржик, похожий на шестерёнку. Мы стояли под навесом и ждали автобус. Три бабульки в плюшевых жилетах, с коричневыми платками в белую клетку, молодуха с платком на котором акрилово топорщились ядовито красного цвета розы, на её ногах прочно сидели коричневые полусапожки, с которых морщил ушастый профиль пожухлый заяц. Мужичонка в засаленой телогрейке тёрся около молодухи, методично отхлебывая из бутылки, на этикетке которой гордо и змеино держали голову три семёрки. Городская дама в сером габардиновом плаще покуривала папироску и презрительно стряхивала пепел в сторону бабулек. Те шмыгали носами, но помалкивали.
— Вот хлеб мешками из города вывозите. Как вам не совестно! Что печь разучились?
Мужичонка встрепетнулся. Поправил кепку.
— А скотину чем кормить-то, ты как думаешь, красавица?
— Известно, чем, комбикомом. — презрительно произнесла городская дама.
— Э, милая, да гдежь его взять-то, комбикорм этот? — мужичонка толкнул молодуху и свернув козью ножку закурил.
Дым мохорки был сладкий и тягучий.
Одна из бабок поджав губы и не глядя на городскую сказала
— А ты милая пойди, поработай за палочку с наше, тогда и мы тебя послушаем.
— Да, хорошо, что усатый сдох, а лысому поджопник дали. Сейчас мир во всем мире, тока Израиль воюет? — хохотнул мужичонка — при лысом-то председатель орет: режь скотину. А какая скотина-то? Петя-петушок, да кура Ряба.
А щас, на-ко-те-выкуси!
Остромордый ПАЗик остановился у навеса. Мужичонка рванул первым, бабки засеменили бережно придерживая мешки сквозь ткань которых топорщились острые углы хлебных буханок. Молодуха резко толкнула городскую даму, та упала. Из автобуса донеслось
— Ты погорбся, сука, с наше!
Автобус уехал. Мы помогли встать городской даме. Она размазав грязь по плащу, погрозила кулаком вслед автобусу
— Сталина на вас нет!
***
Колченогий Сережа бережно доставал из ящика райские яблочки.
— Если что, скажите что в сельпо купили.
Мы кивнули. И пошёл дождь. На попутном грузовике мы ехали в Елец. А дождь всё лил и лил. Но сил у Бога было маловато. Потопа не получилось.
Щукин
Инспектор уголовного розыска, находится