В какой-то момент Эдичка объявил следователю: «А тут я руки мыть ходил». Следователь записал слова на бумажку, весьма довольный Эдичка сел на диван...

Не тут-то было.

– Эдик, а ты когда в туалет ходишь, воду за собой смываешь?
– с самым простодушным видом поинтересовалась Евдокия.

– Конечно, - опешил тот.

– И руки моешь?..

– Мою, мою.

– Тогда ты врешь. Помнишь, мы столкнулись с тобой в коридоре? Я как ра-а-аз в туалет шла...

– Ну, - напрягся нервами и извилинами старший внук.

– В сливном бачке вода не шумела. А полотенце было совершенно сухим - я выясняла, его Люся поменяла, - и аккуратно развешанным.

За Эдичку взялись всерьез. Туалет был так называемым гостевым, в коридоре возле входной двери. Когда Эдик в поминальный вечер попался Дусе на глаза, он как раз проходил мимо этой двери, и вполне могло показаться, что он выходит из удобств. Но - полотенце сухое, вода не льется... Как же так?

Эдик пылал лицом, почти что плакал и ужом крутился, изобретая враки. Родне уже казалось, что его ждет камера по соседству с Юлькой, бритоголовые татуированные сидельцы уже готовятся макнуть наследника в парашу, ужас так исказил лицо бабушки-отоларинголога, что...

Рощины переглянулись. Вздохнули. И слово взял Борис:

– Тут... как бы это, Тата... Деньги у нас немножечко пропали. У Яди тыщи три рублями... И у меня по мелочи. Я взял из сейфа на работе доллары, с прислугой расплатиться. Пропало-то всего... сотня... одна.

Кошмарное выражение лица бабушки смешилось на конфузливую оторопь. Что за нелепица, моргнули веки, - наш Эдик шарил по карманам?! Не говорите чепухи, любезный!!

Татьяна ошарашено молчала. Дедушка полковник раздувал щеки и ноздри. Рощины уверяли, будто финансово почти пострадали.

В какой-то момент Ольге Марковне хотели вызвать неотложку. На Дусю смотрели голодными свирепыми волками. А это, скажем предварительно, еще не все сюрпризы.

После того как откачали бабушку, отпоили маму и попросили Дусю не делать комментариев под руку, а оформлять их позже, на подведении итогов, Землероева тут же не удержалась и сделала крохотную поправку...

В результате которой выяснилось, что ушедший с перекура Рощин не кофе пил, а запирался в комнате разведенной вдовы Татьяны. Причем - с ней вместе. Пока все прочие нахваливали кофе, либо торчали у ног Эдика, забравшегося под телевизор.

Чего Рощин и Тата в спальне делали - следствие проверить не в силах. Борис и Тата уверяли, будто уединились за дверью чисто по-братски, дела перетереть...

Ядвига попросила всех поверить. Мол, Боря позже рассказал ей о беседе с Татой в спальне.

Очнувшаяся баба Оля испепелила взглядом почему-то Ядю и мельком подпалила Дусю.

К слову сказать, чуть позже, оказавшись с Ядвигой наедине, Дуся с максимальным простодушием задала вопрос о происшествии с крюшоном. Ядвига, уверовав в детективно-дедуктивные способности Землероевой, ответила, как было: бывший свидетелем Николая Котова Боря Рощин заигрался в отвязного тамаду и начал флиртовать со свидетельницей со стороны невесты Юли - «сексапильной молоденькой шалавой». Ядвиге это - против шерсти, она подговорила полковника Котова «изобразить» в ответ, пусть поревнует.

Взревновала, правда, отоларинголог. Как и предположила прежде Дуся, Ольга Марковна особа с богатейшей фантазией, что вкупе с отсутствием чувства юмора обернулось бадьей крюшона на чинные наряды «шутников».

Причем оба промокших проказника пробовали уверить Ольгу Марковну, что все было не всерьез, шутейно, - ничего не вышло. Оля юмора не оценила.

Но вернемся к следственному эксперименту. Наточенная бдить, проинструктированная Паршиным «наплюй, Дусенция, на всех, подмечай, даже сморкаться заставляй в точности как было в тот вечер», Землероева отрешилась от всеобщей неприязни. Косых взглядов, гневного пыхтения отоларинголога, бурчания пунцовых внуков.

Через какое-то время все, включая следователя и Ханькина, начинали вздрагивать, если Дуся говорила «кхм». То есть «минуточку, господа, позвольте уточнить».

В лучшей манере первого президента России Бориса Николаевича Дуся уточняла - не так сидим или: «Татьяна, прости, пожалуйста, но ты, когда вилку уронила, унесла ее на кухню и отсутствовала не две минуты, а целых восемь».

С ненавистью во взоре Тата начинала «припоминать», что, заменив вилку, осталась на кухне проконтролировать заправку соуса, проверить, не пережарила ли домработница Люся мясо по-французски...

Люся алиби пугливо подтверждала.

«Станислав, - говорила Дуся, - не могу понять... Когда в тот день, вы ко мне подошли за добавкой кофе, от вас пахло несколько иначе. Как-то более, что ль, женственно...»

Впечатленный Дусиным нюхом «какой-то директор» каялся, что поменял одеколон. «Простите, я не знал, что это тоже важно, и использовал другой парфюм», - бормотал растерянно.

«Егор Валерьевич, прошу минуточку, но когда вы вошли в гостиную в прошлый раз, портсигар вы положили в левый карман, а не в правый... Да, да, вот так. И сели не к Ольге Марковне, а обошли диван и присели на подлокотник рядом с Юлей...»