Джонни жадно вобрал нежные губы мальчика, язык парня беспрепятственно проник в его разгоряченный ротик, начал исследовать нёбо, язычок, острые зубки. Малыш никак на это не реагировал. Да парень от него ничего и не ждал. Достаточно было и того, что мальчик сидел на коленях у Джонни и то и дело покрывался новыми порциями мурашек.

Поцелуй оказался длинным. Сколько бы Джонни ни силился его закончить, ему хотелось еще и еще. Лишь когда малыш вновь начал задыхаться, парень наконец-то от него отстранился.

— Теперь ты знаешь, как целуются взрослые, — чуть охрипшим голосом проговорил Джонни, потрепав мальчика по волосам. Тот в ответ еле заметно кивнул, пребывая в очередных раздумьях. Его пальцы то и дело касались влажных губ.

— Спасибо, Джонни! — наконец выговорил он. — Ты мой лучший друг! — воскликнул он и обнял парня за шею, уткнувшись маленьким носиком ему в ключицы.

«Друг…» — эхом отдалось в глубине души парня.

— Всегда, пожалуйста, малыш, — с грустью в голосе прошептал Джонни. — Я всегда помогу тебе, только попроси.

— Правда?

— Правда…

— Правда-правда?

— Правда-правда! — рассмеялся Джонни.

— Правда-правда-правда?

— Не перебарщивай!

— Джонни, я так люблю тебя, — внезапно прошептал мальчик, прижимаясь к нему плотнее. И эти слова были проникнуты такой чистотой и искренностью, с которыми парень никогда раньше не сталкивался.

«Меня не за что любить…»

— Я тоже люблю тебя, малыш, — зашептал он, уверенный, что они с малышом говорят о разной любви.

— Мы ведь никогда не расстанемся?

— Никогда, — кивнул парень.

Через неделю Джонни застрелился. В его комнате нашли предсмертную записку, в которой была написана одна-единственная строчка: «Прости меня, Тери. Когда вырастешь, ты обязательно все поймешь».

— Джонни! — воскликнул мальчик, вскакивая на постели. Ему снова приснился тот, что был ему когда-то самым дорогим человеком.

Со смерти Джонни прошло уже шесть лет, но воспоминания оставались настолько свежими, словно только вчера Тери был в его квартире, только вчера ему сказали о смерти соседа и мальчик, не поверив полиции, кинулся в комнату друга. Только вчера он видел его тело у стены с простреленной головой и пистолетом в правой руке.

Только вчера…

Шесть лет…

— Тери? Что такое? Снова кошмар? — заглянула в его комнату мама. Она старалась говорить спокойно, но ее тревога проскальзывала между слов.

Мало ли детей, которым снятся кошмары? Они снились всем и каждому. Но не шесть же лет кряду?! Иногда, на короткий период, все прекращалось. Но рано или поздно кошмары возвращались, мучая ребенка с новой силой, заставляя его кричать, плакать и забиваться в темные углы комнаты. Плохие сны вселяли в мальчика ужас перед самим процессом засыпания. Тери мог не спать по нескольку суток, точнее, Старался этого не делать, оттого под глазами его залегли не сходящие синяки, и мальчик постоянно выглядел уставшим и изможденным.

На вопрос матери Тери не ответил. Обняв колени и уткнувшись в них носом, он содрогался от беззвучных рыданий.

— Опять приснился Джонни? — присаживаясь на край кровати, спросила женщина, начиная гладить Тери по голове. Тот в ответ лишь кивнул.

— Тебе пора смириться. Столько времени уже прошло!

— Я хочу! Хочу смириться, но не могу! — сквозь слезы прошептал мальчик.

— Сынок… Я договорилась с одним человеком. Он выслушает тебя и поможет разобраться в себе.

— Психолог?

— Да.

— Я не пойду! Я не сумасшедший!

— Знаю, Териал, я прекрасно это знаю! Но к психологу ходят не сумасшедшие люди! А те, кто запутался. Согласись, тебе нужна помощь, — продолжая гладить сына по голове, спокойно проговорила женщина. — Сходи хотя бы на одну встречу. Если тебе не понравится, силой тебя никто не потащит. Но лишь разок, ради себя же… Прошу тебя.

Тери поднял на мать серые, наполненные слезами глаза, некоторое время молча всматривался в ее лицо, словно пытаясь прочитать ее мысли, и лишь затем ответил:

— Хорошо, я схожу. Но ничего не обещаю.

— Умница, — улыбнулась женщина, нагнулась к сыну и поцеловала его в лоб.

«Дурак…» — подумал про себя Тери.

— Тери Фелини?

Мальчик вздрогнул и поднял глаза на обратившегося к нему молодого мужчину лет тридцати с густыми темно-русыми коротко остриженными волосами и эспаньолкой. Поверх свободного свитера и брюк незнакомец накинул белый халат, тем самым обозначив себя в качестве врача.

— Да, это я, — пробормотал Тери, поднимаясь с мягкого диванчика, на который пару минут назад ему указала секретарша, попросив подождать.