– Станешь тут, - буркнул ребенок, - забудусь первое время: "Ма, где мой свитер?" А потом как холодным душем - нет твоей мамки, и неизвестно, что с ней! Знаешь, как лихо было?

– А эта девица... у тебя что, серьезно?

– Ма, я молодой ещё, мне, вот, как ты, такую надо, посерьезнее, поосновательнее.
– Улыбнулся сын.
– Нет, ма, пока не сходятся звезды правильно.

Долго сидели, прижавшись друг к другу, и негромко говорили - обо всем.

Варя, не приукрашивая, рассказывала, как трудно было выживать именно им, знающим дальнейшее, и приучаться ходить, опустив глаза, как сложно было Толику - ведущему инженеру - здесь переломить себя и стать торгашом-фольксдойче, как изменился их Гончаров.

– Гончаров, Гончаров... это который всегда пальцы веером?

– Я его не знала до того, но, похоже - он. Сейчас совсем другой человек, там, знаешь, шелуха как с лука, вмиг слетает, и видно сердцевину, я не знаю сколько раз порадовалась, что не оказалось среди нас гнилья.

– А твой толстый друг - Ищенко, он-то как со своим давлением?

– Там половина его осталась, он джинсы проволокой скручивал, чтобы не спадали. Смеялся, что жена по лысине только и признает. Данюсь, а давай поищем людей по фамилии фон Виллов?

– Немцы?
– остро взглянул на неё сын, что-то понял.
– Мам, расскажешь?

– Попозже, сынка.

– Ладно, понимаю, что вы все, как вон чеченцы-афганцы, долго ещё будете войну видеть во сне.

Пошли к ноуту, Данька шустро пощелкал мышью и выдал:

– Вот, смотри, что нашел!!

Варя читала и не скрывала слез, её Герушка, оказывается был жив до 2006 года. Совместно с Паулем Краузе основал после войны фармацевтическую, сначала небольшую фабричку, к девяностым годам превратившуюся в солидную фирму - 'Hoffnung'- Надежда. Женился в сорокапятилетнем возрасте, есть сын - Николас, фармацевт. И было одно единственное фото Герберта, на юбилее в его восемьдесят.

Варя долго-долго смотрела на своего постаревшего, но все такого же, замкнутого, сухостойного, уже с палочкой, Герби.

– Герушка, так тебе и не довелось, похоже, больше быть таким счастливым и беззаботно смеющимся? Милый ты мой, не знала я и не могла представить, что ты мне такое счастье оставил - ребенка, а если он будет похож на тебя...

Следущая фотка - его сына.
– Мда, только глаза фатера и нос, а так совсем не похож!

Невысокий полный мужчина добродушно улыбался в объектив.

– Мам, не плачь, мам, все же хорошо.

– А? Да, сынка! Просто, - и Варя решилась - все равно когда-то надо будет говорить, - этот вот немец-он для меня там был всем на свете.

– Мам, ты что ли влюбилась в фашиста?

– Не в фашиста, в немца, среди всяких наций есть и люди и нелюди!!
– Варя обиделась.

– Мам, прости, пока трудно понять такое.

– А ты пойми, тем более, что в сентябре, если все сложится удачно, и я смогу выносить, рожу его ребенка.

– Мам? Ты шутишь так?

– Нет, сын, не шучу.

Варя, не вдаваясь в подробности, рассказала ему, что и как было там. Сын сидел с круглыми глазами, Варя достала флешку, тоже запрятанную в поясок:

– Вставляй и смотри, что и как. Дань, нас предупредили, чтобы утечки информации не было.

– Понял, понял уже.

Он вставил флешку, и первый же кадр оттуда поразил его - Гринька и Василек, одетые в немыслимое рванье, худющщие, замурзанные, но безмерно счастливые улыбались в объектив, посередине стоял волк. Данька завис, внимательно-внимательно разглядывал пацанов и Волчка, потом начал смотреть дальше, впечатлил Леший.

– Мам, это же настоящий Леший!!

– Его там так и зовут.

– А этот пацан - командир отряда. Партизан? Да он же совсем не тянет на командира?-