Шрифт:
– Вроде машины, - вглядываясь, пробормотал Гринька, а потом, приглядевшись к быстро нарастающим точкам, заорал:
– Танки!! Дед Ехфим, танки, и кажись... наши!!
Колька тоже напряженно вглядывался и вдруг вскочил и заплясал как дикарь:
– Наши, наши, он звязда сбоку!
– Он орал и утирал чумазой рукой слезы, а они усе бяжали и бяжали. Деды истово крестились на такие долгожданные, такие родные танки, которые, попыхивая сизым дымом, резво мчались у Бярезовку.
– Дед, мы побегли?
– Пагодь, Гринь, може хвашисты ешче не убягли?
Танки, сделав несколько выстрелов, достигли деревни, там два из них остановились, остальные помчались дальше, а Гринька, приплясывая от нетерпения, орал:
– Деда, давай хадим туды. Наши жа!
И поспешали по дороге два пацана и старый дед Ефим побег у дяревню, а Егорша, как ему ни хотелось вместе с ними, побег за остальными деревенскими, сказать, что НАШИ у дяревне.
Чумазые танкисты столпились у колодца и, передавая ведро с водой друг другу, пили, обливали головы и разгоряченные лица.
– Гляньте, ребята, первые жители, похоже!
– сказал чумазый танкист.
Танкисты обернулись в сторону дороги, а по ней раскинув руки и что-то громко крича бежал худой патлатый мальчонка, за ним, немного поотстав - второй, а сзади, задыхаясь, останавливаясь на секунду и опять пытаясь бежать - поспешал дед преклонного возраста! Мальчонка меж тем добежал, взглянул на всех дикими глазами.
– Дяденьки, вы ведь наши?
– Ваши, ваши, - дружно ответили ему, и он, заорав, подпрыгнул к самому ближнему и, крепко вцепившись в него, отчаянно зарыдал.
– Ну что ты, мужик?
– Дяденьки, дяденьки, как мы вас долго ждали!
Подбежавший вторым парнишка застеснялся, молодой танкист раскинул руки.
– Чего ты, иди, я тебя обниму!!
И этот разревелся, а подбежавший дед резко остановился, поклонился до земли и дрожащим голосом сказал:
– Ой, сынки, ой, ребяты, дождалися!
Деда бережно обнял старлей, а дед, худенький, старенький тоже разревелся
– От радости это, дожил, дождался!
А из леса как-то разом высыпало много народу. Бабы, ребятишки, старики - все бежали в деревню. Первыми, конечно же, добегли ребятишки, за ними налетели измученные, худющие, но счастливые бабы.
Все смешалось - танкистов обнимали, целовали, заливали слезами, а в деревню вступала усталая пехота.
И была у Бярезовке радость, такая же случилась потом ещё на Победу. Как враз оживились и помолодели бабы и старики.
– Наши прийшли, усе, ня будя хвашистов боле!
Уставшие солдаты располагались на ночлег, тут и там слышался стук молотков и топоров, это соскучившиеся по мирной работе руки солдатские кололи дровишки, подколачивали отскочившие доски, заменяли прогнившие на крылечках - солдаты как могли помогали бабам
. Топились все деревенские баньки, у полевой солдатской кухни толпились ребятишки, и повар от души накладывал им солдатской каши.
– Нет, малышка, так не пойдет, - гудел пожилой повар маленькой девочке, у которой не было ни миски, ни какой другой тары, и она подставила руки.
– Вась, дай-ка котелок!!
Наложил в котелок каши и сказа:,
– Только принеси его обратно.
– Спасибо, дяденька, я матку накормлю и принясу, ёна не встаёть савсем.
– Ох ты, Вась, добеги до медсестрички, пусть глянет на болящую, ты, малышка, скажи, где живешь-то??
– Дядь Петя, - всунулся счастливый Колька - уже знавший как звать повара, - я провожу.
А медсестричка разговаривала с Василем:
– Мальчик, ты должен заговорить, вот увидишь, за нами пойдут другие, если будет палатка с крестом медицинским, ты, Гриня, пойди к любому доктору, он посмотрит братика, может, чего подскажет, дельного!! Ох, какие у него глаза, чисто васильки!
К вечеру пришли из леса Леший, Степанида и Пелагеюшка, опять были слезы, девушек уже и не надеялись увидеть, а они обе живые и с детушками.