Василь как-то враз прилепился к маленькой Дуняшке, а Гринька с такой тоской глядел на неё, вздыхая:

– Чистый батька, Игарек!

Разбирая угол в шлепеневской избе, солдаты нашли маленького мальчика, с месяц от роду. Когда пожилой старшина вынес едва пищащий сверток, толпящиеся вокруг деревенские сразу смолкли. Потом ахнула Стешкина бывшая свекровь:

– Батюшки, этта ж Милка сволочь сваво дитя бросила?

– Да ён же немчура клятая!
– закричала бабка Савельевна.
– Та яго надоть за ноги и об...

– Тихо, бабоньки!
– перекрыл начавшиеся крики старшина.
– Этот малыш совсем не виноват, что его родители оказались сволочугами, какой он немчура, вон еле пищит от голода. Покормить бы его!

И тут всех удивила Пелагея.

– Давайте его мне, где один там и второй вырастет, не хвашисты же мы в самом деле.

– Точно, не та мать, что родила, а та, что воспитала! Ай, девочка, какая ты молодчина! Поймите, сельчане, он в своей жизни ничего не сделал плохого, разве только меня обмочил, - засмеялся старшина, и вслед за ним засмеялись сначала робко, а потом все смелее и сельчане.

– Вот и хорошо, мы тебе, девочка, чем сможем - поможем, как назовешь-то сынка?

– А как Вас!

– Ох, ты!
– подкрутил ус старшина.
– Тезка, значит, будет мне, жив останусь - навещу непременно после войны. А зовут меня Андрей Никитович.

– От и будет у тебя, Пелагеюшка, Сергей и Андрей у сыновьях, бабы, неуж не поможем ростить мальцов?
– воскликнула Ефимовна.

– Чаго уж тама!
– Поддержала её Марфа Лисова.
– Где усе, тама и энтот, приблудыш! Дитё и в самом деле - безвинное. А сироту пригреть - дело Божие!

Долго не могла уснуть взбудораженная деревня, и спали впервые за два долгих жутких года - спокойно, теперь можно было ходить с поднятой головой - наши же у деревне!!

Поутру провожали танкистов, низко кланялись им, желали уцелеть и возвращаться хоть поранетыми, но живыми, у родные хаты.

Андрей-найденыш оказался светленьким, с голубенькими глазками.

– Ну вот, Полюшка, - гудел Леший, - один внук на Сяргея помахивает, а второй на тебя, я теперь такой богатый дед - четыре внука и одна девочка.

– Як чатыри?
– спросил Гринька.

– Так, ты с Василем, и два Гончаровых - Сергеевича, и Дуняша.

К обеду в деревне появились партизаны - Панас, Матвей и Иван - пришли до завтрашнего утра.

– Утром у Раднево, на призывной пункт и на хронт.

Иван пошел с Гринькой до деда Ефима, тот довольнешенек, крутился возля солдатиков, ведя любопытные и познавательные разговоры - все уже знали что скрипить и воеть новая орудия - "Катюша", которая даёть хрицам прикурить.

Гринька закричал:

– Дед, хади сюды. Тута твой крестник пришол!

– Який ешчё крестник?
– пробормотал дед, повернулся и застыл, потом отмер:

– Командир, живой? Егорша, Егорша хади сюды! Ай, и впрямь крестник. Ребяты, ён жа у сорок первам не живой совсем был, ёны вон тама на бугре хрицев до последнего стреляли, мы жа их, - дед всхлипнул, -усех тута схоронили, молодыя усе. А яго, - он кивнул на смущенного Ивана, - яго по стону определили, взрывом у кусты закинуло, от, жив остался.

Дед обнял Ивана, а тот горячо благодарил его.

– Ай, сынок, знать, не суждено тебе погибнуть, вот увидишь, жив останешься. Примета есть такая - у гостях у старухи с косой побыл и вярнулся, значить, жить будешь долго!!

Ефимовна потрясенно переводила взгляд с Лешего на Матвея...

– Леш, это же..? Невероятно?? Одно лицо, только мальчик худенький!

– Да, Марья, это мой, чудом найденный и чудом же выживший - сын. Спасибо Варе с её таблетками, они не только Василя, а ещё многих поставили на ноги.

Гринька и Василь дружно вздохнули.

– Ничего, ребятки, вы-то точно доживете!
– произнес непонятную фразу Леший, а Гринька, неунывающий и не лезущий в карман за словом - только огорченно покачал головой.

Как тяжело было отпускать Лешему своего сына... знает только он сам. Отец и сын, молча обнявшись, стояли долго-долго.

– Ждать буду, Матюша, всю оставшуюся мне жизнь, может, и сбережет тебя моя отцовская любовь, ты, сын, пиши мне, вон, на Крутовых.