– Ротный, - успел подумать Коля, снова рядом тенькнуло, и он бросился вперед, спеша преодолеть участок, обстреливаемый снайпером - впереди было укрытие - огромная деревянная катушка с кабелем, обрубленный конец которого вился по асфальту. На бегу понял, что это немецкие саперы ставили мины, соединенные электрическим кабелем.

– Только добежать, спрятаться за катушку, - он рванул еще сильнее, и тут на бегу подвернул ногу, упал на правый бок, выбросив в сторону правую руку с винтовкой. Оружие снова звякнуло об асфальт, и он всем телом навалился на подвернутую правую руку, в которой был зажат брезентовый ремень. Левая растопыренной ладонью лежала на каких-то выпуклостях и стальных цилиндриках, вероятно, это гильзы - мелькнуло в голове, - их тут так много. Стал вытаскивать правую руку, стремясь освободить ремень и подтащить за него к себе винтовку, чуть поднялся на локте и тут увидел, что по земле, под правой полой шинели, расплывается темная густая кровь и сразу ощутил, как боль сверлом входит в правое бедро. Правая рука подсеклась, и он снова навалился на нее телом. Стараясь заглушить резкую боль, инстинктивно сжался в комок, потянул ногу к себе. Нога не слушалась, была как чужая, похожая на тяжелое бревно, которое надо было непременно волочить. Впереди гремело, ухало, он еще раз потянул ногу к себе, нужно было отпустить ремень винтовки и попытаться за штанину правой рукой подтянуть ногу. Не получалось, попытался сделать то же самое левой, но не хватало силы. Решил подтянуть к себе оружие, и освобожденной рукой все-таки подтянуть ногу и посмотреть на рану. Под полой шинели стало мокро, боль стала бить толчками, иногда казалось, что сейчас она пройдет, но боль наваливалась с новой силой. Казалось, что в ноге образовалась дыра, оттуда исходит что-то тянущее, нестерпимое.

Санинструктор Касимов на бегу увидел, как впереди справа, метрах в ста от него, упал на колени, затем на правый бок и перевернулся ротный, разбросав руки. Сомнений не было - убит. Но Касимов бросился к упавшему, приложил ухо к груди, схватил безжизненно висевшую кисть, хотя краем глаза уже видел красное пятно выходного отверстия на груди. Снайпер стрелял в спину наступавшим.

Махнув рукой подбежавшему младшему сержанту Акимовой, чтобы та вызывала санитаров, Касимов впереди заметил, как какой-то боец, на ходу, потерял равновесие и завалился на правый бок. Тело бойца немного дергалось.

– Тоже убит, - решил Касимов, но упавший боец явно подавал признаки жизни, видно было, что он пытается изменить свое положение.

Касимов побежал к бойцу, но откуда-то спереди, с другого берега, сильными толчками, прессуя воздух, заработал крупнокалиберный пулемет, и Касимов не смог сразу подобраться к раненому.

А раненый, - теперь Касимов явно это видел - продолжал шевелиться.

– Успеть!
– стучало в голове Касимова, - если не в живот, а при ранении в живот боец, скорее всего, не смог бы так завалиться набок, можно перевязать и спасти. Вокруг, казалось, гремел сам воздух, начиненный смертоносным железом.

Снова бросок вперед, пулемет уже не работал.

В госпитале Коля оказался в палате, где среди других раненных лежало несколько морячков. Один, совсем молоденький, через койку от Касимова, с перевязанной головой, - осколок задел голову - особенно запомнился. У него было еще ранение плеча и спины. Но морячок улыбался одними губами, просил курить. И двое других - оказалось из той же Дунайской флотилии, - они вместе с морячком были единственными, кто остался в живых после десанта на мост, - вставляли ему в губы зажженную сигарету, из-за чего страшно ругался военврач.

Морячку зашивали раны суровыми нитками, а наркоз его не брал, пришлось наливать целый стакан спирта - запах мгновенно разнесся по палатам.

К морякам приходил кавторанг, на синем кителе два Ордена Красного знамени, Красная звезда. Ординарец кавторанга положил на тумбочку рядом с израненным морячком плитку немецкого шоколада, лимоны, яблоки. Досталось по кусочку всем в палате.

А имени морячка Коля не запомнил, кажется, приятели называли его Жоркой.

Через два года младший лейтенант Николай Сухарев, служивший в столице, в увольнительную пошел в "Художественный" смотреть первую серию "Молодой гвардии".

И каково же было его изумление, когда через десять минут после начала фильма он увидел на экране в роли одного из молодогвардейцев того самого морячка - только он теперь был в лихо заломленной кепке, из-под которой выбивался русый чуб.

А потом Николай Степанович уже смотрел все фильмы, в которых играл прославленный артист: и "Адмирала Ушакова", и "Жестокость", и "Они были первыми" и, конечно, "Офицеров", в которых он и увидел в одной сцене два отверстия в спине от тех самых ран, и чуть не закричал, потому что ему показалось, что зал наполнился едким запахом спирта.

Был Николай Степанович прямолинеен, строг, любил дисциплину и точность в ответах, голос имел зычный - командирский, на праздники надевал парадный китель, украсившийся после войны еще несколькими юбилейными медалями.

Виталий Симаков

Из глубины воздушного океана вынырнул мощный, покрашенный в защитный цвет, двухмоторный самолет, похожий на сильную хищную рыбу, весь облитый струями воздуха, с распластанными крыльями. Закругленный фонарь кабины штурмана устремлен вперед, за кабиной видна башенная турель со стволом пулемета. Хвост и фюзеляж с красными звездами в белой окантовке.

Виталий Симаков никогда в сорок первой школе не учился, хотя родился в этих местах, работал до войны на заводе и ходил на танцы в клуб железнодорожников.

Родился он в 19 году в семье мастера железнодорожных мастерских, школу закончил в 38 и пошел работать на завод, в который к тому времени превратились мастерские.

С Варей он познакомились на танцах в клубе, когда работал на заводе, а она училась в восьмом классе. Выяснилось, что этот спортивного вида юноша отлично танцует. Виталий, подтянутый, в белой рубашке, в новеньком сером в полоску пиджаке, за которым он специально ездил в столицу, поднимался по лестнице.