Шрифт:
Снова начались суматошные дни. А Светлана Васильевна, оказывается, заболела.
И Курнаков все гадал, что же могло быть в тоненькой папочке, которую он еще не получил.
Когда в следующий понедельник учителя и ученики заходили в отремонтированное здание обычной типовой, выстроенной самолетиком школы, у всех было такое чувство, будто они вернулись домой после долгой разлуки, и вот с удивлением замечают, как все здесь без них изменилось, стало каким-то другим, непривычным.
Только Валерий Александрович Курнаков не мог разделить этого чувства. Он уже привык к краснокирпичному четырехэтажному корпусу, к его тайнам. Ему казалось, что он остановился на полпути, что ключ от этих тайн у него просто-напросто забрали.
Вечером позвонил приятель - консультант на съемках исторических картин.
– Старик, никаких съемок в названных тобой районах не проводилось. Узнал с огромными трудностями. С тебя коньяк.
Курнакову показалось, что он был в каком-то сне, и теперь пришлось проснуться.
В пятницу, в конце недели, прожитой в новой во всех смыслах школе, вернулась библиотекарь.
Курнаков поспешил к ней.
Когда он вошел в библиотеку, его поразило светлое помещение, его обширность, множество стеллажей. Перед глазами все еще стояли маленькие комнатки бывшей подсобки и помещение за дверью, обитой черным дерматином.
– Вот, - сказала Светлана Васильевна, быстро считая стопку каких-то новых книг в кожаных коричневых переплетах. - раз - два -три -прихворнула - четыре -пять -шесть, -
Двух не хватает. А вы, Валерий Александрович, не за учебниками, нет? А! Наверное, за той папочкой? Нет, я все помню, я не забыла, несмотря на болезнь, не забыла, вот она.
Светлана Васильевна оставила книги, прошла к себе за перегородку и протянула Валерию Александровичу тоненькую серую картонную папочку.
Глава 37
Николай Васильевич
В папочке не оказалось ни одной фотографии. Здесь лежали несколько открыток и десять исписанных разным почерком листочков. Шесть из них были написаны одним почерком, а четыре - другим.
Николай Васильевич Сухарев проработал в этой школе без малого сорок лет. Пришел он сюда, когда она еще была мужской, почти сразу после войны, с которой вернулся почти мальчишкой, с двумя нашивками младшего сержанта, одной желтой нашивкой на груди и тремя медалями - за взятие Будапешта, за взятие Вены и знаменитой, с профилем вождя "Наше дело правое...".
Ранение в ногу Коля Сухарев получил в апреле сорок пятого, недалеко от Имперского моста, куда их батальон кинули на помощь Дунайской флотилии, выбросившей десант моряков по обе стороны реки. С бронекатера, в тумане уткнувшегося в бык посередине моста, человек пятнадцать моряков сумели по опорам взобраться наверх со связками гранат и внезапно вступить в бой. Радист срочно сообщил: "Моряки захватили мост". Но тут немцы уже пришли в себя. Закипела жаркая схватка, почти все десантники погибли, кто остался в живых - получил тяжелые ранения.
Ничего этого тогда Коля Сухарев не знал, а узнал много лет спустя, читая воспоминания участников операции по захвату Имперского моста.
А тогда стоял густой туман, и в этом тумане командование бросило на помощь десанту подкрепление. По обеим берегам Дуная начался бой.
К моменту, когда батальон стрелкового полка гвардейской стрелковой дивизии бросился к предмостным укреплениям, вокруг все гремело: немцы стреляли с левого берега по наступавшим из самоходок, крупнокалиберных пулеметов, танков. А с чердаков на улицах правого берега били снайперы, огонь велся и из дотов. У предмостных укреплений, уже захваченных десантом, асфальт ковром устилали стреляные гильзы.
Коля представлял себе Дунай небесно-голубым, по фильму "Большой вальс", но когда он в составе роты своего стрелкового батальона вместе со всеми выбежал из-за разрушенного дома на улицу, шедшую прямо к высоким стальным опорам моста, круто уходившим вверх, как горки в Парке Культуры, впереди открылась на мгновение какая-то мутная болотная полоса.
– Это Дунай?
– успел подумать Коля, рядом тенькнула пуля, выбила искру об асфальт, срикошетила в стену дома и ранила солдата, к которому тут же бросилась санинструктор.
Коля упал на асфальт, звонко стукнула винтовка, вжался, хотелось превратиться в точку.
– С крыши бьет!
– крикнул кто-то.
Над головой засвистело - ударили наши 82-х миллиметровые батальонные минометы. Затем ухнула артиллерия.
– Вперед!
– закричал ротный.
Коля поднялся, сжимая винтовку правой, подхватил ее за цевье левой рукой, рядом кто-то тяжело упал и перевернулся, распахнулась пола шинели, и открылись яловые сапоги. Запрокинулась голова с намокшей прядью на лбу. Рядом валялась откатившаяся фуражка.