О, пожалуйста, неужели этот день никогда не закончится!

Борясь с желанием впечатать в стену эту маленькую звенящую пластиковую тварь, я отвечаю на звонок. Единственный человек, кроме Алана, у которого остался мой номер, кто мог позвонить - Мелисса МакКолл. Её звонки точно нельзя игнорировать.

– Куда собралась?
– спрашивает Хейл, забирая у меня телефон, когда я делаю попытку подняться с дивана.

– В Бейкон-Хиллс. Отец Стайлза умирает, - тихо отвечаю я.

Дерек надавливает своей тяжёлой рукой на мою голову, придавливая к подушке. Его жёсткая ладонь такая тёплая, я готова вечно лежать, если он её не уберёт, но не могу: у стаи Скотта разборки с врачевателями страха. Раз уж Мелисса, та, что не хотела брать мой номер, и пообещала никогда не звонить - позвала меня, значит всё херово. Если даже после того, как они вытащили осколок кости химеры из шефа полиции - он не пошёл на поправку, то всё очень херово. Это значит, что сценарий где-то нарушен, что нить повествования разорвана, и события больше не идут своим чередом. И как быть дальше... да хрен его знает как.

– Ты с ума сошла?
– Хейл в словах никогда не церемонится.

Я сделала ещё одну попытку сесть, и меня снова безжалостно толкнули назад.

– Ляг.

– Это отец Стайлза. Если он умрёт - парень останется совсем один. У него нет матери, если ты помнишь, - взываю к сердцу, которое он закрыл ото всех давным-давно. Мой хмурый, несчастный, большой волк.

– Конечно, помню, и уверен, что он протянет до завтра, - всё равно, что бить кулаками по бетонной стене. Как ты не понимаешь: больше всего мне бы хотелось сейчас остаться здесь, на этом диване, с твоей шероховатой ладонью на моём лице, от которой по телу разносятся волны горячих мурашек. И говорить, говорить... Но я не могу!

– Он может не протянуть до вечера, - не сдаюсь я, и снова поднимаю голову, заставляя себя игнорировать его руку, и она вдруг медленно сползает, когда я сажусь, оставляя после себя глухой отголосок печали от потерянного тепла. Да уж, не так я представляла себе наш первый разговор.

Байка валяется на паркете у изголовья. Алан, очевидно, позаботился - раздел меня до майки, сменил повязку, снова накачал наркотой, если я так спокойно встаю. Значит, я лежала больше шести часов. Спину больше не печёт, боль терпима. Странно, раньше на это уходило не меньше недели. По крайней мере, могу одеться без посторонней помощи, - думаю я, ныряя головой в горловину, осторожно просовываю руки в рукава, ожидая новых вспышек пламени на спине, но их нет.

Хейл наблюдает, как я озираюсь в поисках телефона, куда-то им же заброшенного, чтобы заказать билет и вызвать такси. Я прекрасно понимаю, что не найду альфу здесь когда вернусь. Если вернусь. От этой мысли всё вокруг внезапно становится темнее. Хуже всего, что я не буду даже знать, где искать его.

Мне нужно собрать всю мою тщедушную смелость, какая есть, чтобы сказать ему следующее:

– Дерек, я...
– Оспидя, размазня, давай, выдохни и скажи это!
– Ты можешь позвонить Алану, если что-то случится? Неважно что, хоть что-нибудь. Чтобы я могла помочь.

Чтобы я тебе могла помочь.

– Я подгоню машину, - говорит он, протягивая руку мне за голову и стаскивая со спинки дивана свою чёрную куртку. Мой телефон из кармана его штанов летит прямиком мне на колени.
– Будь готова через минуту.

На миг я даже онемела.

– Ты... что сделаешь?
– просто взрыв мозговой ткани. Настолько невероятно, что разум отказывается принимать.
– Дерек, ты ничем мне не обязан, - я практически шепчу, весь воздух в лёгких давным-давно кончился.
– Ты ничего никому не должен, кроме самого себя. То, что я тебя подлечила - это мой выбор. И ты точно не должен помогать, только потому, что я таскаюсь за тобой. Это не твои проблемы, мои, понятно?

Он молчит с полминуты, изучая моё лицо, что-то ища там для себя. За это время я успеваю мысленно отшлёпать себя по щекам, за весь этот бред, отдающий манией величия. И с чего, я, дура, решила, что это он из-за меня?

– Понятно, - сухо отвечает он.
– Ты едешь, или пешком пойдёшь?

5.

Внизу Хейл задержал меня у лифта, завернув (за шкирку буквально) к Алану со словами: "Вколи ей эпинифрин, или что-то в этом роде, чтоб дотянула до вечера", и оставил с ним объясняться.

Хорошо, что Владимира там уже не было, быстро Иван очухался, стало быть.

Алан ничего не сказал, молча выслушал, молча сделал инъекцию. И продолжал слушать мои путаные оправдания, сбитые извинения, ничего не говоря в ответ. И его молчание давило хуже тысячи его многочасовых нравоучений. Он так ничего мне и не сказал, пока не вернулся Дерек.

Через десять минут на парковке Хейл остановился у чёрного "порше-кайен".

– Где достал тачку?
– присвистнула я, обходя машину кругом: она же почти новая, без единой царапинки, так и блестит на солнце.