Шрифт:
музыкантов-"индейцев". Звучали флейты, издавая невероятно печальные,
мистические звуки. Особенно "задевала" душу флейта сику (поющий
тростник), представляющая собой набор скрепленных тростниковых трубок. Но
и вступающие иногда рожки, свистульки, трубы "путь ветра", всевозможные
трещотки давали особый настрой, будто шум дождя и звуки любви вели диалог:
вопрос-ответ, вопрос-ответ...
Вот свечи потушены и на штыри водружены человеческие головы. Эти
"головы" подсвечены изнутри. Заходят ещё двое музыкантов, а молодой
"индеец" шепчет Глебу: "Головы из папье-маше. Ваша задача ровно и быстро
"снять скальпы". Они резиновые. Ровно по контуру головы и быстро!"
Глеб подсчитал: "Двенадцать штук. Круг вращается медленно. Ну что же!
Рука тверда и мерсы наши быстры" - с удовольствием подумал он, довольный
пришедшим подъёмом духа. Кураж! Только кураж - залог успеха в такие Игры.
Ну и опыт дровосека и фехтовальщика.
Музыка поменялась. Зазвучали вертикальные барабаны, литавры, бубны
и колокола.
Удар колокола - нет первого скальпа! Второй удар - второго! И так все
двенадцать брошены в центр круга. "Головы" более не светятся изнутри,
погасла жизнь. И погас весь свет.
Музыканты молчат. Пауза тишины. И вдруг зазвучал дудук -
божественный исцеляющий, магический.
"Почему дудук?
– подумал Всеволожский - Индейцы, скальпы... Ах, да,
помнится и древние скифы, и древние персы любили ножичком вокруг
головушек почикать. Для доказательства побед что ли? Иди ещё зачем? Дана
объяснит".
Всеволожский был опять крайне взволнован. Ему снова пришлось брать в
116
руки оружие и ... "убивать". Понарошку. Понарошку убивать, понарошку
любить. "Эти игры так заводят, что хочется в самом деле кого-то замочить, а
кого-то трахнуть. Грубо, чтобы сбросить... Пусть Мона объяснит эту
психологию... Чехов сказал: "если в первом акте на стене висит ружьё, то в
третьем акте оно должно выстрелить". И у Булата есть подобная мысль в его
гениальных песнях. Хм, интеллигентный человек, все призывал своих горячих
друзей "не педалировать", а имя стальное - Булат! Мог, если надо... О чём это
я?.." - мысли помогали Глебу отвлечься от ножа. Но он всё ещё в руке, и рука
сжимает его крепко.
Вот свет зажегся. В круге молодая женщина, на ней белый медицинский
халат и шапочка. Скальпы из круга убраны. Женщина обходит все двенадцать
"голов", что-то манипулирует на черепе скальпелем и поливает туда чем-то
красным, затем чем-то белым. Всё происходит в полной тишине. Сейчас только
Всеволожский заметил, что артистов нет. Одна Мона, которая сосредоточенно
следит за манипуляциями женщины-хирурга. Свет в "головах" зажёгся.
Далее, эта женщина сбрасывает халат и шапочку. Надевает чёрный
бархатный берет и берет в руки скрипку. Её Глеб Сергеевич сразу и не заметил,
как не обратил внимание, что женщина в круге - Даниэла. Но как она эффектна!
Чёрные бархатные брюки, расклешенные внизу, высокий каблук. Чёрная, тоже
бархатная жилетка, короткая с золотыми застежками. И белая шёлковая блуза с
широкими внизу рукавами, большим воротом и глубоким вырезом на груди. На
шее чёрный бархатный чокер с небольшой округлой брошью: алмаз в
окружении рубинов. Дана начала играть. Нет, это скрипка ожила и запела, а
скрипачка то поворачивалась, то наклонялась, то вытягивала себя в струну, то
широко расставляла ноги. И музыка, и балет! Говорят: "Скрипка рвёт душу".
Такое уже было с Всеволожским лет пять назад в Ростове, тогда в одном
известном ресторане двое скрипачей устроили своеобразное соревнование.
Еврей и цыган. Глеб сидел за первым столиком, близким к кругу небольшой
сцены и сосредоточенно наблюдал за этими пальцами, этими глазами, этой
117
импульсивной игрой, а порой плавными движениями. У того же Булата
Окуджавы: "Как умеют эти руки эти звуки извлекать?..". Это - из Vanessa Mae,
это - "тёмная невинность", это - "секретный сад", это - "арабская девушка".
...За столом, пока Глеб Сергеевич и Даниэла переодевались, Мона