записано у богословов? Что придет Антихрист тогда, когда все мы будем

оцифрованы и вычислены".

Глеб ещё раз вгляделся в свои листочки. "Точно!". Он хлопнул себя по

лбу. "Это же рядом. Надо сейчас же туда пробежаться. Не пройти, а именно

пробежаться. И не бегал ты по утрам давненько. Ай-ай-ай!". Тихое, сонное утро

воскресенья, чистый отдохнувший город. Быстро пробежав до Тверского

бульвара, потом по Большой Никитской, Всеволожский чуть приостановился.

14

Вот он, знакомый с детства Брюсов переулок. А теперь новый будто. Медленно

Глеб брёл по переулку, всматриваясь в дома, их номера. Вспомнил из Гессе:

И снова начертанья предо мною

Вступили в сочетанья,

Кружились, строились, чередовались,

Из их сплетений излучались

Всё новые эмблемы, знаки, числа -

Вместилища неслыханного смысла.

"Игра в бисер" - подумал Глеб - нет, не совсем об этой Игре намекал

Гордон. Он говорил о Совете игры, то есть о чёткой организации и структуре

управления, координации и подчинения. А глубокие интеллектуалы -

эгоцентрики, не любят они быть в организациях. Хотя... Полно ведь примеров,

когда для очень умных людей власть была сладка!".

Глеб остановился у памятника Хачатуряну. "Что в своей "Игре в бисер"

выделяет Гессе? Да, да... Музыка... Математика... Шахматы... Семиотику...

Вообще герметику...". Глеб все вычислял что-то в голове, обращая знаки в

числа одному ему ведомой полуинтуитивной волшебной палочкой.

Обрадовался, когда в нужный момент выскочило "39". Вскликнул: "Привет,

Тридевятое царство". Быстро глянул на часы. "Точно! Тридцать девять минут

девятого, а вот и тридцать девять секунд!". Ещё прогулялся от памятника до

храма Спиридона (Воскресенской церкви) и побежал домой.

Дома ждал завтрак и записка от мамы: "Уехала с тетей Лизой на нашу

дачу. Не забудь съездить на Даниловский рынок. Купи весь набор на неделю.

Да... Петрушки, редиски и укропу не забудь. Целую.".

Глеб Сергеевич принял ледяной душ, приготовил апельсиновый фреш.

Позавтракал и сделал звонок дяде в Санкт-Петербург. Из разговора было

совершенно ясно, что дядя в курсе глебовских новостей, пожелал плодотворной

(как он выразился) поездки в Карловы Вары и встречи там с "червовой дамой".

Ещё сказал о переведённой им для Глеба суммы денег (назвал число весьма

15

окрыляющее). Глеб искренне поблагодарил и обещал по возвращению из Чехии

заглянуть в дядюшкину "голубятню".

"Ну что ж! Все хорошо! Я хочу Перемен, хочу Большой Игры. А сейчас

четыре часа сна.

Проснувшись и приготовив себе большую чашку крепкого кофе с

бутербродами, он погрузился в интернетную паутину. Он читал о Якове Брюсе.

Час потребовался, чтобы бегло ознакомиться с биографией и чудесами предка.

Но более всего "зацепила" его "жуткая" смерть. "И смерть ли? Вероятнее, все

же призрак... Ведь не известно, где похоронен... Брюс мог устроить любую

мистификацию... Большой, видать, был мастер" - думал Всеволожский. Слово

"мастер" прозвучало в голове по-особенному, и Глеб это отметил. "Граф ведь,

из первых лиц... Так просто и бесследно уйти трудно... Эх, съездить бы в

Глинки, всего-то час-два дороги, да уже только по возвращению... Пора к

Консультанту".

Он запарковал машину на Пречистенке и решил до Клуба прогуляться

пешком. Есть ещё двадцать минут. Другая, неинтернетная паутина мучила его

сознание, не давала "улова ясности и уверенности". Паутина интуитивных,

подсознательных ассоциаций. И никакая медитация не успокаивала. Некоторую

уравновешенность придавали мысли о дяде. Не мог ведь этот мудрец, человек

тонко организованной психики, остроумец "вляпаться" в неблаговидное дело!

Да нет, мог! Мог, потому что был, несмотря ни на что, доверчив и чрезвычайно

эмоционален и, следовательно, подвержен чужому сильному влиянию. Глеб

рассуждал, вспоминая: "Преподавал любимую "Историю философии". Вот где

можно было искупаться в "любомудрии" разных веков, разных философских

учений. Но зачем было в конце 70-х на лекциях расхваливать эзотерику,