переносице и подбородке усиливали эффект раздвоения. Эти "трещины"

присущи были лицу графа с молодых лет, но вот одрябшие щеки обвисли лишь

в последние годы. Ледяные, чуть на выкате глаза, были тревожными, с

нависшими веками, и вместе со щеками делали лицо фельдмаршала

беспокойно-сердитым. Да, Яков Вилимович был беспокоен и сердит на себя.

Он чувствовал истечение жизненных сил. Чувствовал страх. Чувствовал

приближение смерти. Но он и ждал её! Ждал, чтобы сделать главный, может

быть последний опыт в своей жизни! А страх мешал! Страх не от того, что

жизнь закончилась, а от того, что сможет ли он в очередной раз сделать так,

чтобы жизнь возродилась. На сей раз его собственная. И он ходил, все

спускался в свои подвалы, где всегда искал и находил Источники и Места

Силы. Не боялся он ни раздвоений, ни "раздесятирений", сам ведь много раз

проделывал такие штуки с раздвоением и отводом глаз. Была, была в нем эта

волшебная энергия и чудотворная сила. Но любой колдун делается стариком.

Зачем глупые люди изображают в своих сказках колдунов стариками? Старый -

мудрый, но слабый. А раньше проделывал, ей-ей, много было проделок. Много

25

эпатировал, на публику, специально... Грешен! Чаще, конечно, по делу, когда

надобно... Бывала и надобность создавать вокруг себя и своего имени легенду

средневекового колдуна.

Яков Вилимович сидел неподвижно, почти не мигая. Только тонкие

кривящиеся губы шевелились иногда беззвучно. А бывало слова всё же

выходили наружу. Вот сейчас он довольно внятно произнес: "Я всегда имел

несчастный характер, слишком мягкий, слишком противоречивый. Сильным я

был только для дела, для России, для моего Петра". Граф достал трубку с

длинным мундштуком, изготовленную мастером-голландцем по его

специальному заказу. Заправил её сухой травкой с табаком по своему рецепту.

Травки эти особые и табачок очень качественный ему доставляли с Востока,

ближнего и дальнего. Взял в руку свечу, прикурил от её огня. Сладкий туман

повис в лаборатории. Мысли постепенно успокаивались, стали

доброжелательными к хозяину. Кольца дыма поднимались вверх, расширялись,

переплетались друг с другом. Их пронизывали лучи только восходящего

солнца. Генерал удовлетворительно отметил, что эта комбинация, кольцево-

радиальная геометрия - план устройства земного, подземного и надземного. По

такому его плану после пожара одна тысяча семьсот тринадцатого года начали

отстраивать Москву. Так надобно прокладывать дороги и под землей. Такой он

сделал структуру подземелий в Сухаревой башне и здесь у себя в Глинках. В

этом лабиринте бродить мог лишь один он. Все-то думают, что он строит эти

хитроумные длиннющие подземелья, чтобы что-то прятать в них или общаться

с Нечистой силой. Вот поговаривают, что моя пресловутая "Черная Книга"

спрятана в подземном тайнике. Глупцы! Я лишь строю Источники и Места

моей Силы. А на земле тоже они есть... Эх, построить бы дом Учености на

Воробьевых горах! И выше Сухаревой... И из-под земли к небу!

Яков медленно встал, опираясь на палку и стол, оглядел комнату. Вот

горн для плавки металлов и нагревания составов. Давно скучает, дружок мой.

Вот вытяжной шкаф, вот шкафы с химической посудой и реактивами.

26

Прощаюсь, прощаюсь... По полу, по стенам, по шкафам и столу ползли лучики

света. Фельдмаршал задул свечи. Он любил именно полутемноту. День-ночь,

свет-тень, верх-низ, видимое-невидимое не были для него непримиримыми

противоположностями. Так учил Ньютон. И ещё учил: "Все, что мы видим,

осязаем, слышим, вообще чувствуем и о чем думаем, может быть описано

числом". Да, число имеет Силу. Сила выражается количеством. Но не только.

"Есть в числах оккультная символика, связи и принципы. Нужно искать меру

отношений и выражать её точной формулой". Брюс помнил тонкие, длинные

пальцы ученого, тонкие, чуть брезгливые губы Исаака. Как трепетно эти

пальцы прикасалась к магическим книгам. Это Ньютон подсказал имена

авторов, которые необходимы Якову как воздух, если он хочет стать истинным