Таксист рассердился, но также испугался.

— Ты, чокнутый кусок мяса, убирайся с моей дороги!

Я вцепился в капот и жалобно рассказывал о случившемся, пока ему не пришлось перестать валять дурака и усадить меня в машину. На заднее сидение, на целлофан.

Я даже уговорил его отнести меня наверх, он все время проклинал меня за перепачканную одежду. Энн возбудила таксиста руками и в два счета выпроводила из квартиры, когда тот достиг оргазма. Меня она положила на пол кухни. Линолеум. Уайно пришел обнюхать меня, и я впервые почувствовал родственную душу в этом маленьком ублюдке. Но мне не хотелось, чтобы он прошелся по мне своим шершавым языком, поэтому я дунул ему в морду, и тот пустился со всех ног.

— Во что ты опять вляпался? Ты похож на кусок гамбургера, который кот изверг из желудка.

Я почти не слышал ее слов; я вслушивался в тон ее голоса, в котором перемешались сочувствие и интерес, плотский интерес.

— Я резвился в лесу.

— Ты хочешь сказать, что развратничал в парке? Я слышала рассказы об одном вампире.

Но она улыбнулась злой улыбкой шлюхи-людоеда, и я расслабился. Я устроился на полу, и хорошо сделал, потому что в конце концов пролежал на нем всю ночь. Оказалось, что она имела виды на меня.

Сначала она обработала раны антисептическими средствами, перевязала несколькими бинтами и искупала меня. Я перестал волноваться и наслаждался ее вниманием. Энн показала себя весьма опытной медсестрой и, похоже, не получала удовольствия от незначительной боли, которую причиняла мне.

— Тебе это нравится, правда?

— Мне это весьма приятно.

Я не хотел связывать себя словом. Мне хотелось посмотреть, что произойдет дальше.

— Как получилось, что ты вот просто так отправился в этот парк?

— Ты беспокоилась обо мне?

Энн ущипнула меня за бедро.

— Не разыгрывай скромного. Мне просто хочется знать.

— Да, мне нравятся трава и деревья.

После этого она умолкла. Да мне и самому не понравились эти слова, поэтому я вычеркнул сказанное из памяти и снова заявил то же самое:

— Меня привлек запах травы и земли.

— Ты рехнулся.

— Я никогда этого не отрицал. Отнюдь нет.

У меня возникла потребность взорвать свой сжатый рот и начать бормотать подобно обезьяне.

— Значит, мы оба рехнулись.

Я взглянул на нее, надеясь уловить какое-нибудь изменение, на которое можно было бы отреагировать, но ее лицо оставалось бесстрастным.

— Разве не чудесно, если мы так считаем? — спросил я.

Как раз в это время вошла Полетт вместе с клиентом".

— Почему у него такой вид? — спросила она Энн.

— Его схватили в парке со спущенными штанами.

— Он плохой мальчик, — заключила Полетт.

— Да.

Обе уставились на меня. От этого у меня встал член. Клиент оказался еще ребенком, немного полноватым, вернее, весьма тучным. Он прислонился к двери (на самом деле он держался за дверную ручку) и глазел на меня, вытаращив глаза. Полетт взяла его за руку и притянула к себе.

— Из него бы получился хороший сандвич, правда? — спросила она у этого пижона. Тот смутился еще больше.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Вот черт. Ну-ка, толстяк. Пошли в спальню.

Было видно, что у того сложилось иное мнение об этой сумасшедшей шлюхе, однако ему также, скорее всего, стало понятно, что та не отпустит его. Клиент последовал за ней, как баран, которому суждено расстаться с яйцами. Баран догадывается, что ему грозит опасность, но не совсем понимает, в чем она заключается. Клиент закатил глаза.

— Ты бы не против зайти туда, верно? — поинтересовалась Энн.

— Полетт не умеет трахаться.

— Ты врешь.

Я закрыл глаза.

— Хорошо, я вру. Радуйся этому.

С Энн что-то было не так, будто она вот-вот ударится в ревность. Такая неопределенность тревожила меня. Она сидела за кухонным столом и нервно, урывками попыхивала сигаретой. Энн пускала кольца дыма и пронзала их струей дыма. Она вскинула голову. Энн высморкалась, и я заметил, что она плачет.

— Что с тобой? — спросил я. Я старался говорить грубым голосом, чтобы не смущать ее.

— Ты все равно не поймешь.

Энн не выкрикнула эти слова; нет, ее голос прозвучал мягче, чем я когда-либо слышал. И тут я не на шутку забеспокоился.

— Тогда объясни мне.

— Все, что ты знаешь о любви, состоит из матерных слов.

— Любовь! Тебе нужен друг сердца, ты глупая курица!

Это и в самом деле взбесило меня, будто меня прервали в момент совокупления. Услышав громкие голоса, из спальни вышла Полетт вместе со своим клиентом. На клиенте все еще была рубашка, а его поникший член перепачкался дерьмом. Я снова закрыл глаза.