Шрифт:
– Это кто?
– спросил Лапин у вошедшего за ними казака, показывая на гроб.
– То жинка моя, - сказал тот и перекрестился, - от горячки померла. Застудилась. Пошла за водой к реке, а на обратной дороге оступилась. Ледяную воду на себя опрокинула. Пока обратно к реке бегала, пока набрала воды, пока до дома дошла, хворь-то в тело и проникла. А меня не было, охотничал я в то время. Возвратился с добычей, а она лежит, подняться не может, жар сильный, говорит еле-еле. Через день и померла.
– А доктора поблизости разве нет?
– спросил Кузьменко.
– Какого дохтура, сынку? Тут почитай на сто вёрст окрест кроме волков и медведей никто не живёт.
– А что это за река?
– продолжал допытываться Лапин.
– Пышма, - ответил казак, снимая с себя овчинный тулуп.
– Пышма?
– переспросил Валет, - а Тюмень далеко?
– Тюмень-то... Далёко, как раз сто вёрст до неё и будет. А что тебя нужно в Тюмени?
Голые гости стали переглядываться меж собой. И тут, до сих пор молчавший Маллер, спросил:
– Прости, отец, а не подскажешь, какой сейчас год?
Казак прищурил глаза, склонил голову на правую сторону и, глядя пристально на Маллера ответил:
– Одиннадцатый день января 1775 года от Рождества Христова.
– Пи...ец!!!
– хором выдохнули шестеро голосов.
Даже неожиданное перемещение летом из колонии в заснеженный лес без кусочка одежды, не потрясла всех так сильно, как осознание того, что они провалились почти на 250 лет назад. Все были растеряны и не представляли, как жить дальше.
Казак сам был удивлён их реакцией. Он не знал, кто они такие, откуда, но увидел, что его слова потрясли их до глубины души. Поэтому смотрел на них с сочувствием, было видно - люди испытывают душевную боль.
– Негоже перед покойницей срамным быть, - сказал неожиданно он, возвращая всех к насущным проблемам.
– Пойдём-ка, сынку, со мной, - поманил казак Егора.
– Куда?
– вздрогнул растерянный парень.
– Одежду подбирать будем, - и направился к стоящему в дальнем углу комнаты большому сундуку.
ЗНАКОМСТВО.
Примерно через час шестеро мужчин, одетые в непривычные для себя одежды, сидели вокруг стола, который занимал почти всю заднюю часть комнаты, и пили горячий отвар из каких-то трав. Хозяин дома сидел рядом.
– Саблин я, Фёдор Тимофеевич, - ответил он на вопрос Агеева.
– А вас, значит, бабах - молнией и прямо сюда, - продолжил казак, - скажи кому, не поверит. Да и я сперва решил, что это бесы явились по мою душу. А тут ещё и Прасковья неотпетая лежит.
– Не надо, Фёдор Тимофеевич про нас вообще никому рассказывать, а то либо церковники на костёр упекут, либо императрица со своими фаворитами в кандалы закуёт. Насколько я знаю, сейчас Екатерина II на троне сидит?
– Она, змея подколодная.
– Прости, Фёдор Тимофеевич, если мой вопрос покажется тебе неприятным, а ты с Емельяном Пугачёвым случайно не был знаком?
– Смотрю, много ты знаешь, Марсель Ринатович, -
нехороший огонёк блеснул в глазах казака.
– Фёдор Тимофеевич, поверь, ни я, ни мои товарищи, тебе не враги. Мы нужны друг другу. И предательство одного, станет концом для всех.
– Хорошо, коли так, как ты говоришь.
– Спаситель ты наш, куда же без тебя мы денемся?
– проникновенно вещал Агеев.
– И ещё, простите меня за чёрную новость.
– Какую?
– Через десять дней Емельяна Пугачёва казнят в Москве. Четвертуют.
– Значит через десять дней...
– Да. Но он достойно примет смерть, как и подобает настоящему казаку.
– Спаси и сохрани, Пресвятая Богородица, - перекрестился Фёдор Тимофеевич, и все последовали его примеру.
Это, наверное, заложено в генах, что достались нам от наших предков, как только мы видим человека, который крестится, то рука непроизвольно тянется повторить это действие. И никакая атеистическая советская власть или торгашная демократия не в силах вытравить из людских душ славную веру наших предков.
– А Прасковью твою мы завтра и отпоём, и похороним, - сказал Муравьёв, - только нужно будет воды побольше накипятить.
– Зачем воды накипятить?
– спросил Кузьменко.
– Чтобы мёрзлую землю было легче выкапывать, - спокойно ответил Печник.
ПЛАНЫ и РАЗГОВОРЫ.
На другой день, сидя после похорон за тем же столом, тем же составом, семеро человек обсуждали планы дальнейшей жизни.
– Оружием-то вы владеть обучены?
– спрашивал Фёдор Тимофеевич.