— Хорошо. Как Дмитрий?

— Я его почти не вижу.

— Почему?

— Он теперь в своей школе почти круглосуточно пропадает, — с досадой ответила Екатерина Дмитриевна. — Организовал там какой-то дискуссионный клуб… Ученики в восторге.

— Ясно, — сказал муж безо всякого энтузиазма в голосе.

— А как у тебя дела? — спросила Екатерина Дмитриевна с подтекстом.

— Великолепно!

— Что-о? — не поверила она.

— Я говорю, великолепно! — весело заорал муж, неправильно истолковав ее удивление. — Дома расскажу! Все, Катя, время вышло… До встречи!

— До встречи.

Екатерина Дмитриевна медленно положила трубку на место и застыла над телефоном в раздумье.

У нее были серьезные сомнения относительно успеха предприятия, затеянного мужем. Она даже считала это авантюрой, но благоразумно удержала свое мнение при себе. Правильно сделала. Потому что муж в очередной раз доказал ей, что он «лучше знает».

Это была удобная и обтекаемая формула, с помощью которой легко оправдывалось нерациональное, иногда мучительное чувство любви, все еще терзавшее ее, несмотря на почти тридцать лет брака. Любви, которой она втайне стыдилась, которую тщательно скрывала от всех: окружающих, сына, мужа и даже самой себя. Поэтому и потребовалось ей это удобное оправдание вечной готовности подчиняться мужчине, который подчинения вовсе не требовал. Сергею казалось, что они вполне гармонично обходятся разумными доводами. И только Екатерина Дмитриевна знала, что муж обязательно выиграет любой спор с ней еще до того, как откроет рот.

Она подозревала, что подобную зависимость муж воспримет не иначе, как глупую слабость, и проникнется к ней только легким презрением, которым проникаются к собаке, падающей на спину, задрав лапы, и с готовностью подставляющей под удар беззащитный живот. Поэтому она позволяла себе спорить с мужем, приводить собственные резоны, прекрасно понимая, насколько они формальны. И, озабоченно сдвинув брови, выслушивала контрдоводы. С легким нежеланием признавала их более разумными и принимала как программу действий.

Потому что Сергей «лучше знает».

Вот и сейчас муж доказал ей правоту этого нехитрого постулата. Если он говорит «великолепно», значит, дела обстоят еще лучше, потому что есть у Сергея осторожная привычка преуменьшать хорошие новости и преувеличивать дурные.

Екатерина Дмитриевна подняла глаза и внимательно осмотрела свое отражение в зеркале, висящем над телефоном. Свет мой, зеркальце, скажи…

«Хороша», — откликнулась бесстрастная глубина зазеркалья.

Из-за рамы на нее пристально смотрела моложавая женщина неопределенного возраста от тридцати пяти до пятидесяти. Высокая, подтянутая фигура, сохранять которую с каждым годом становилось все сложней. «Падение мышечного тонуса», — бестактно объявил ей инструктор в тренажерном зале. После тридцати пяти — это необратимое явление.

Она наплевала на необратимость. Загоняла себя до полусмерти, стараясь сохранить стройную привлекательность ног, узость талии, высокий подъем груди, плоский живот… Самой ей это было совершенно ни к чему, разве что окинуть себя в большом зеркале быстрым и требовательным взглядом, сурово отметить недостатки и скупо одобрить некоторые достоинства.

Пышные каштаново-медные волосы, обузданные хорошей стрижкой. Сама она втайне тяготилась рыжиной своих волос, воспринимая ее как нечто вульгарное, но ни разу не сделала ни единой попытки изменить их богом данный цвет. Даже седину не закрашивала, только изредка позволяла себе замаскировать серебряные ниточки каким-нибудь подходящим по цвету тоником, смывающимся после третьего раза.

Широкий умный лоб. Разлетающиеся длинные брови, всегда аккуратной формы. А под ними спокойные зеленые глаза, предмет особой тайной гордости.

«Вы носите линзы?»

«Бог с вами, милочка, это мой естественный цвет…»

Никаких косметологических кабинетов: от частых визитов вянет и слабеет кожа. Ее кожа пока в полном порядке: гладкая, нежная, чуть тронутая бледными веснушками, почти без морщин. Зато целая батарея хороших кремов, пилингов и масок, выстроившаяся на полочке в ванной, давала представление о том, как беспощадно ведется борьба с возрастом.

Екатерина Дмитриевна поправила волосы, и без того бывшие в полном порядке.

Десять лет назад она, с мягкой подачи мужа, решила сменить профессию инженера-технолога на перспективную профессию дизайнера. И не только потому, что профессия обещала стать высокооплачиваемой (тут она с мужем была вполне согласна, даже разумные доводы не потребовались), а потому, что обладала врожденным хорошим вкусом.

Холодноватым, строгим вкусом, но очень скоро иметь дом (квартиру, офис), обставленный и оформленный Екатериной Дмитриевной, стало своего рода знаком качества. Признаком бон тона.

Сначала клиентов ей подбрасывал муж. Екатерина Дмитриевна была ему страшно благодарна и так же страшно боялась не угодить заказчикам и тем самым подставить под удар Сережу.

Но все сложилось — лучше не бывает.

Клиенты, поначалу немного удивленные холодным лаконизмом дизайнерских решений, впадали в легкую депрессию, однако партнеры, прибывавшие из стран цивилизованного мира, восхищенным оханьем наталкивали их на мысль о том, что все сделано правильно.

И Екатерина Дмитриевна сделалась модным дизайнером.