А вон те нимфетки, что разлеглись на ярких полотенцах в почти ничего не прикрывающих бикини? Что они знают о настоящих чувствах? Что они вообще знают о страданиях? Глупые создания, сидящие за богатенькими родителями, думающие, что самое большое разочарование в жизни - застать четырнадцатилетнего кретина-“парня” в объятиях другой…

***

Крепко сжимая в руке свои оксфорды девушка бродила по песку вдоль береговой линии, щурясь на солнце и утопая в мягкости песка, - кое-где попадались сухие водоросли и мелкие камушки - и лежала совсем близко к водной глади, щурясь и глядя на то, как быстро набегали волны, затем утягиваясь обратно с песка оставляя после себя лишь абсолютно гладкую, сверкающую на солнце поверхность. Наступи – и останется идеальный отпечаток. Грациозно пролетали чайки, - их тушки мелькали на фоне солнечного диска - и радостно визжала детвора, обрызгивая друг друга кристальной водой.

Она провела на пляже весь день. Она ходила и смотрела, сидела, лежала, слушала… думала и пыталась. Пыталась понять, что делать дальше. Жизнь – до крайности странная штука, она иллюзорно дает тебе новый шанс, что-то вроде чистой страницы, как новое поле для шахмат. И ты принимаешь раунд, начинаешь играть. А потом она выводит на поле фигуру, которую ты думал, что смог побить. И в твоих руках выбор: продолжить игру, несмотря на обиду и гнев, или бросить все, уйти, заявив, что это не по правилам.

Ближе к вечеру, устроившись на пандусе пустой голубой будки спасателя, Вайолет вдыхала свежий воздух, болтая босыми ногами, выжидая, когда те обсохнут после шлепания по волнам и песок осыпется сам собой. Волосы били по лицу, развеваемые потоками бриза, и колыхался подол юбки. Жара спадала, и в воздухе стояло теплое обволакивающее облако, напоминая тягучую карамель. Будто пчелиный рой люди не прекращали разговоров. Изредка где-то поблизости щелкала вспышка фотокамеры, и кто-то громко заливался смехом. Спокойная водная гладь сияла аквамариновой расцветкой. Солнце клонилось к закату, и по линии горизонта разрастались яркие розово-фиолетовые линии; облака окрашивались в пурпурный. На причале собирались влюбленные парочки и семьи с вопящими детьми, желая поглазеть на закат. Вдали, пристроившись на вытащенные на песок диванчики, потягивала коктейли молодежь, бренча на гитаре. Вайолет размеренно дышала, чувствуя, как она устала…

Пора было возвращаться.

Решение, которое навеял ей плеск волн, было – она знала – абсолютно неверным, но казалось сейчас единственным.

Порывшись в кармане юбки, Вайолет отыскала мелочь и, подсчитав монетки, с уверенным лицом схватила оксфорды, после поднявшись, и гордо соскочила с деревянного пандуса по ступенькам, направившись по остывающему песку в сторону города.

***

Семьсот тридцать третий автобус – если вам когда-нибудь нужно будет добраться из центра Лос-Анджелеса до Санта Моники – быстро катил по асфальтированной дороге в самое сердце Города ангелов. В салоне было убаюкивающе душно. Вайолет устала. Не столько от дороги или проведенного на солнце дня. Она устала от самой себя. На пляже, среди песков и детей она не могла, не хотела плакать. Противные мысли крутились в голове, но они казались миражом, как экранная картинка – вроде бы ты видишь, ощущаешь ее, но тебя как-то это все мало касается. Но здесь, в плохо проветриваемом транспорте, проезжая мимо кладбища Роздейл с его ровными рядами крохотных надгробий, минуя старые, заброшенные ларьки, так странно и непривычно уживающиеся с широкими стеклянными зданиями стиля хай тек, Вайолет всеми силами пыталась сдержать порыв и не разрыдаться, кусая губу пока та не начала зудеть и не проступил привкус крови.

***

Выпрыгнув из салона неподалеку от отеля, Вайолет колебалась. Войдет через главный вход - и придется делать вид, будто ничего не произошло, продолжать работать как ни в чем не бывало. Войдет через служебный выход – и будет шанс воплотить в жизнь свой замысел.

В воздухе стоял запах вяленого мяса, и шумно работали кондиционеры. Выжимал гудок водитель одного из желтых такси, что выстроились в ряд на заполненной дороге. Двое грузчиков вытаскивали из больших дверей мебельного салона укутанный в прочную пленку красный диван.

Не долго думая, Вайолет свернула в проулок сразу после сверкавшей шестиэтажки, минуя мусорные контейнеры и шумные кондиционеры, быстро вбегая по лестнице к белой двери, набирая на крохотной панельке код доступа, так тактично продиктованный Айрис днем ранее.

***

Вестибюль молчал. Тихо сбежав по ступенькам Вайолет подлетела к стойке регистрации, с хлопком опуская лист бумаги на поверхность. Восседавшая по другую сторону Лиз оторвала взгляд от книги, вскидывая одну бровь, небрежно, с толикой скептицизма оглядев сначала девушку, а затем и бумажку.

– Детка, ты помнишь, что у тебя почасовая оплата? – вернулась та к страницам тома в руках. – И что это? – продолжила Лиз, намекая на исписанный лист, который Вайолет с такой настойчивостью подсовывала ей.

– Заявление. Пожалуйста, подпишите, я не могу здесь больше работать.

Лиз в удивлении замерла, затем медленно отложила раскрытую книгу на угол стола и подняла на девушку взгляд поверх очков.

– Да ты и двадцати четырех часов не проработала. К тому же, - Лиз с сомнением вытащила лист бумаги, бегло пробежав по красиво выведенным строчкам глазами, - по правилам ты должна сообщить об увольнении за две недели, - Лиз опустила лист, вновь глядя на личико девушки, буквально светившееся отчаянием и страхом. Вайолет разинула рот, замотав головой, хватаясь за стойку регистрации.

– Нет, Вы не понимаете, я правда не могу больше работать в этом отеле! Можете не платить мне, только подпишите, - Вайолет втянула кончившийся кислород, - пожалуйста… - выдохнула та.

Лиз прищурилась. Сколько лет она работала в этой сфере и уж точно знала, что если работник просит уволить без выплаты заработной платы, то дело действительно серьезное. Сняв очки, она поправила перекрутившееся кольцо с крупным камнем и с хитрой улыбочкой оперлась о стойку регистрации.

– Нет, пока не расскажешь, в чем дело.