— Ты сбита с толку? — спросил он, по-прежнему крепко прижимая ее к себе, и слегка поменяв при этом свое положение, так, чтобы его эрекция упиралась не в бедро, а прямо в низ ее живота. — Чем же?

Ее веки чуть дрогнули, и ей стоило большого труда не толкнуться бедрами ему навстречу.

— Мне кажется… То есть, мне кажется, что в моих чувствах… какой-то бардак. Я рада тебя видеть… Я рада, что ты в порядке… Я…

— Ты что? — спросил он, оторвав, наконец, свой взгляд от ее губ и посмотрев ей прямо в глаза.

— Я… — сбивчиво начала она, затем зажала зубами нижнюю губу.

— Перестань так делать, — не сводя с нее глаз, тихо прорычал он.

Она оставила в покое губу.

— Дыши, — вымолвил он.

Она сделала глубокий вдох.

Он опустил руки и сделал шаг назад, по-прежнему сверля ее глаза своим пронзительным взглядом.

— Ты права. Нам пора.

Отвернувшись от нее, он подошел к водительской стороне грузовика, открыл дверь и осторожно забрался внутрь.

***

«Блядь».

«Блядь, блядь, блядь. Черт».

Он метнул взгляд в зеркало заднего вида и увидел, как она подняла два пакета с продуктами и аккуратно поставила их в один из ящиков, закрепленных в кузове грузовика амортизирующим тросом. Гри уложила спортивную сумку в другой ящик, затем развернулась спиной к грузовику, уперев руки в бедра. Ей нужно время подумать. Он прекрасно это понимал.

Бросив взгляд на череду подсчитывающих знаков у себя на руке, он понял, что ни одна из вытатуированных на его коже меток — ни одна — даже отдаленно не напоминала то мгновение, что он только что пережил с Гризельдой. И, Боже мой, они ведь даже не целовались. Ее губы всего на несколько секунд едва коснулись его шеи. Если они когда-нибудь… Боже, если они когда-нибудь…

Он поморщился, поправляя свои штаны и пытаясь расслабиться. Снова взглянув в зеркало заднего вида, он подумал, не происходит ли с ней то же самое. Когда она поцеловала его второй раз, он почувствовал, как прижались к его груди затвердевшие, словно камешки, вершины ее сосков. Вне всякого сомнения, она завелась так же, как и он.

«Блядь».

Он так сильно хотел ее — каждый дюйм его тела нетерпеливо пульсировал, ожидая ее прикосновений — и все же… и все же….

В некоторых аспектах Холден слишком быстро повзрослел, но в остальном оставался совершенно незрелым. Он это знал о себе. Он это признавал. Свою жизнь он, по большей части, терпел, а не проживал. У него была дерьмовая работа на заводе и паршивая квартира, он то спал со светом, то просыпался от собственного крика. У него был скромный банковский счет и очень мало друзей. Он дрался с другими мужчинами ради спортивного интереса, из-за неослабевающей ярости. Он использовал женщин для собственного удовольствия и был Джемме хреновым парнем, потому что теперь, черт возьми, уже понятия не имел, что значит любить кого-то еще, ставить чужие интересы превыше своих.

Но, несмотря на все плохое, что он о себе знал, он также знал, что Гризельда оказалась той, ради которой он снова захотел жить. Гризельда оказалась той, ради которой он захотел стать лучше.

Между ними было так много сложностей, каждую минуту появлялись совершенно новые эмоции и хрупкое доверие, которым он не мог рисковать. Первый раз в жизни он увидел за телом саму женщину, и ее чувства — ее душа — были ему намного важнее, чем его член. Если он с ней облажается, ему может больше не представиться другого шанса. Ставки слишком высоки.

Кроме того, он даже не знал, заслуживает ли ее. И прежде чем она всецело будет принадлежать ему, он должен убедиться, что ее достоин. Тому, кому посчастливилось быть с Гриз, включая его самого, сперва необходимо ее завоевать.

Очередное его напоминание о том, что она сама должна решить, чего хочет, и поэтому он должен предоставить ей свободу действий и время, немного остудило его к тому моменту, когда Гризельда, наконец, открыла пассажирскую дверь и запрыгнула в кабину грузовика.

Пристегиваясь ремнем безопасности, она робко ему улыбнулась, щеки у нее все еще были пунцовыми, а глаза широко распахнутыми.

— Извини меня, — сказала она.

— Не надо извиняться.

— Мне не стоило этого делать.

— Все в порядке, Гри.

Она еще больше покраснела.

— Ладно, я обещаю, что впредь буду держать свои губы при себе.

Он насчитал на своем теле как минимум двадцать мест, где ее губы были бы на много предпочтительнее, чем «при ней», и прямо сейчас все эти места бешено пульсировали, требуя ее внимания. Но он не стал спорить. Холден скрыл свою дрожь, повернув ключ в замке зажигания и пробудив к жизни двигатель старого грузовика, а потом положил руку на сиденье и начал сдавать назад.

Гризельда опустила стекло.

Через десять минут Чарльзтаун исчез из зеркала заднего вида, и впереди замаячил пригород Западной Вирджинии.

Глава 17

Очень скоро Гризельда заснула на соседнем сиденье, и пока Холден ехал мимо сочных зеленых полей и раскидистых деревьев, растущих по обеим сторонам западного шоссе номер 9, то и дело невольно бросал на нее осторожные взгляды.

Он был вынужден признать, что весьма странно второй раз в жизни снова оказаться с ней в этом грузовике, и не мог не вернуться мыслями в тот день, когда они сидели в нем впервые. Он поджал губы, вспомнив первые обращенные к ним слова Калеба — тогда Холден впервые понял, что попал в ловушку к сумасшедшему: «Рут. Если ты снова заставишь меня столько ждать, я сдеру с тебя шкуру».