***

Как только Гризельда посмотрела за угол, она сразу узнала этот грузовик по выцветшей наклейке на заднем бампере с надписью «Бар Розин сарай». Это был грузовик Калеба Фостера. Тот самый, на котором он их похитил.

Большую часть своей жизни она неосознанно искала эту наклейку на заднем бампере каждого едущего впереди красного грузовика, на каждой дороге, на каждой автомагистрали, везде, где только ей приходилось ехать. И вот он здесь. Стоит в переулке на парковке в Западной Вирджинии, будто все время тут был.

— Это же его… его…

— Больше н-не его, — раздался сзади голос Холдена. — Он мой.

— Ты сохранил его грузовик? Тебе понадобился его… — она замолчала, пристально вглядываясь ему в лицо. От учащенного дыхания у нее закружилась голова, ладони вспотели, и продукты снова начали выскальзывать у нее из рук.

Поморщившись от боли, он забрал у нее пакеты и поставил их на тротуар, затем бережно обхватил ладонями ее лицо. Его серые глаза смотрели на нее с нежностью и сочувствием.

— П-послушай меня, Гри. Он больше не его. Он мой. И я его забрал, потому что мне было, э, семнадцать и у меня ничего не было, а он хорошо с ним обращался. Я вернулся на нем сюда из Орегона. И да, пожалуй, если честно, я ос-ставил его, потому что у меня от тебя не осталось ничего, кроме воспоминаний… и одно из этих воспоминаний, как ты сидела рядом со мной в этом грузовике. Так что, да. Я с-сохранил его. Но он не его. Он мой.

Пока он говорил, она неотрывно смотрела ему в глаза, в поисках последней надежды, и, когда она почувствовала ее в его словах, ее сердце перестало бешено колотиться.

Он сохранил его из-за нее.

Он оставил у себя этот грузовик, потому что когда-то давно, в самый ужасный день их жизни, она двадцать минут сидела в этом грузовике, держа на коленях щенка. И хотя Холден умолял ее не залезать в этот грузовик, все равно последовал за ней.

И от этого у нее так защемило сердце, что перехватило дыхание, и она опустила голову ему на плечо, уткнувшись лицом ему в шею. Руки, сильные и надежные, обхватили ее, прижав к его груди, и она, наконец, расслабилась, прислонившись к нему и закрыв глаза. Сегодня утром ему не удалось принять душ, но после завтрака он, как мог, вымылся в ванной комнате, и теперь от него пахло печеными яблоками, мылом и потом. Жар, исходящий от его шеи, обжигал ей губы, и она, не задумываясь, подалась вперед и прижалась губами к его коже.

Он судорожно выдохнул, затаив дыхание и застыв на месте, и только его пальцы медленно сжались в кулаки у нее за спиной.

У нее в животе разливалось плавящееся, огненно-жидкое тепло, от чего ее глубокие и потаенные мышцы сжались от страстного желания, а соски напряглись и прижались к его груди. Сквозь ткань джинсов она почувствовала, как сделалась твердой его плоть и настойчиво толкнулась ей в бедро. Она отпрянула, но затем снова прижалась губами к месту на его шее, где лихорадочно бился пульс.

Из самой глубины его горла вырвался приглушенный, сдавленный стон, вызвав слабую, но волнующую вибрацию под чувствительной кожей ее губ. Наконец он вздохнул и тяжело задышал, обдавая жаром ее ухо, от чего у нее по спине побежала дрожь.

— Холден, — прошептала она сквозь частое и прерывистое дыхание.

— Гриз, — тихо произнес он низким голосом, от чего у нее в босоножках непроизвольно сжались пальцы.

— Мы должны, хм… мы должны… — ее губы были так близко к его шее, что каждый раз, когда она произносила слово «мы», они порхали по его коже, словно поцелуи, легкие, как взмахи крыльев бабочки.

— Да, — хрипло выдохнул он, не предпринимая никаких попыток ее отпустить, но при этом разжав пальцы и плотно прислонив их к нижней части ее спины.

Она сглотнула. Из-за густого тумана жгучего, мучительного желания она чувствовала жар и головокружение. На чисто физическом уровне, в ее сознании промелькнула мысль, каково это было бы — быть с Холденом, и, когда она представила, как прижимается своим обнаженным телом к его телу, как он целует ее губы, а его руки исследуют все изгибы и впадинки ее тела, как в нее вколачивается твердая плоть между его бедер, ее сердце бешено застучало, забилось напротив его сердца.

В этом вопросе он был гораздо искушеннее нее, но если судить по переполняющей его глаза нежности, он явно заботится о ней и хочет ей угодить. При этой мысли все внутри нее заполнилось жаром и влагой и, когда она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на тесно прижатых к ней крепких выпуклостях его тела, пытаясь представить, каково это — касаться их без одежды, то почувствовала, как намокли ее трусики.

Наконец в дело вмешался ее обеспокоенный и уже изрядно перегретый мозг, обрушив на ее сознание остатки здравого смысла, словно ведро ледяной воды.

Вот уж что им с Холденом совсем не было нужно, так это усложнять их долгожданную встречу сексом.

«К тому же, — донимал ее безжалостный разум, — у него есть девушка… и дохрена зарубок на руке».

Она отстранилась от него, открыв глаза и приводя в порядок голову.

— Я думаю, нам пора.

Он откашлялся, его серые глаза, потемневшие почти до черного цвета, напряженно метались по ее лицу и, наконец, бесцеремонно остановились на ее губах.

— Да.

— Извини за это, — произнесла она, чувствуя, как краснеют ее щеки, и не находя себе места от того, что ей безумно нравится то, как он не может оторвать взгляда от ее губ. — Ты сохранил этот грузовик из-за меня, и это… Я не знаю. Это и огорчает меня, и радует, и… совсем сбивает с толку.