— Маш, не ругайся ты так. Я с этим Романовым и правда почти не знакома.

— Это ещё как? — Машка, за минуту до этого, нервно ходившая по комнате, остановилась и грозно посмотрела на меня, уперев руки в бока, — я сама видела, как ты садилась к нему в машину. Или ты теперь с незнакомыми мужчинами катаешься? Колись, где ты была целый день?

— Я была со своим учеником, — терпеливо приступаю к объяснению, придуманному ещё днём, когда прочитала её смс-ки. Главное, говорить спокойно, не нервничать, а то не поверит, — помнишь, я говорила тебе, что работаю репетитором у мальчика?

— Ну и? Причём тут Романов? — Машка, наконец, перестала выписывать круги передо мной, и села на старенький деревянный стул, возле не менее заслуженного стола-пенсионера.

— А Романов тут при том, что этот самый мальчик его племянник, сын его старшей сестры, — вот это тоже уметь надо, вру с самым честным выражением лица, на которое только способна. Буду надеяться, что и во мне сидит талантливая актриса. Пусть и очень в глубине, но только чтоб выползала наружу, когда требуется, — у этого мальчика сегодня было соревнование, он спортом занимается. Вот и пригласил меня поболеть за него. А Людмила Денисовна, его мама, попросила брата меня подвезти. Вот и всё. Ты сама себе всё напридумывала, и сама же обиделась.

Машка хмуро смотрит на меня. Так, что я не могу понять, поверила она, или мне уже пора начинать придумывать что-нибудь более правдоподобное. Всё-таки, никудышная я актриса. Даже родителей в детстве толком обманывать не умела. Отец всегда повторял, что у меня на лице написаны все мои пригрешения.

— А цветы тогда откуда? — с торжествующей улыбкой спросила она, ткнув пальцем в сторону колченогой табуретки у двери, на которой мы с Викой обычно обуваемся. На ней я оставила цветы, когда зашла, надеясь, что Машка не обратит на них внимания. Ага, как же, не обратит! Ведь подумала сначала, что проще из выкинуть, чем что-то ещё придумывать. Ну или вахтёрше оставить, на входе. Она и так обратила внимание на красивый букет, подмигнула, спросила, не со свидания ли я вернулась. Но нет, не решилась. Жалко было расставаться с такой красотой. Тем более, от Андрея.

— Муж Людмилы Денисовны подарил. Ей, их дочке, ну и мне. За компанию, наверное.

— И это всё? — у Машки сейчас такое разочарованное выражение лица, словно у ребёнка, которому только что сообщили, что Деда Мороза не существует. Жаль её разочаровывать, но я всё же рада, что не будет сплетен о нас с Андреем, и не будет разъярённых девиц-старшекурсниц, которые могут заявиться выдёргивать мне волосы. Знаю, как это бывает, видела. Объясняй потом, что я не верблюд. Никто же и слушать ничего не станет.

— Всё! — с чувством выполненного долга подтверждаю, даже головой закивала, для полной достоверности. Уф, можно пока выдохнуть. Вроде всё складно рассказала, нигде не прокололась.

Машка же продолжает молча сидеть с каменным лицом. Нервно барабанит по столу пальцами. Интересно, о чём она сейчас думает? Я же напускаю на себя подчёркнуто безразличный вид. Буду врать до последнего.

— Кофе будешь? — спрашиваю у неё, чтобы хоть как-то заполнить напряжённую паузу. И, дождавшись её кивка, отправляюсь в угол комнатки, где мы с Викой оборудовали небольшую кухоньку. У нас тут и чайник, и маленькая электропечка, которая нагревается по два часа, прежде чем на ней можно начинать готовить, и даже крошечный холодильник. Как говорится, не хуже, чем у остальных.

— Ев, — слабым голосом, но с явной надеждой, зовёт меня Машка, пока я занимаюсь приготовлениями к вечернему чаепитию. Вернее, в нашем случае, можно сказать, кофепитию, — а может, ты подойдёшь к Романову в институте, и попросишь познакомить меня с Гариком? Ну вы же всё равно вроде как знакомы.

— Ага, а если он пожалуется сестре, что я к нему на учёбе липну? — не оборачиваясь, вполне резонно возражаю, — нет уж, Машунь, извини, но работой своей я рисковать не хочу. Мне ещё философию Галинке сдавать, насколько ты помнишь. Вернее, не Галинке, а Орлову. Но денег нужно немерено… И пожалуйста, не надо никому говорить, что видела меня с Романовым. А то сама знаешь наших местных фифочек-красавиц. Встретят в тёмном переулке, мало не покажется.

Ставлю на стол перед ней две чашки горячего кофе и тарелочку печенья. И сама сажусь рядом. Кажется, пронесло. Машунька мне поверила, и вряд ли станет кому-то что-то рассказывать. Она хоть и сплетница, но не трепло. И не станет выбалтывать чужие тайны, если её просили этого не делать.

— Конечно, не буду. Не переживай.

— А где Вика, кстати говоря? Ты её сегодня видела? Она обещала к обеду вернуться. Может, что случилось? Надо бы ей позвонить, — собираюсь вставать, чтобы достать из сумочки телефон, но Маша меня останавливает.

— Не надо, она сейчас гуляет где-то. В районе обеда прибжала, переоделась, и сказала, что раз тебя всё равно нет, она тогда пойдёт гулять с каким-то уродом.

— С уродом? Прямо так и сказала? — это уже что-то новенькое. С кем могла пойти гулять Вика, кроме меня, Машки и Ускова? Но если она с Усковым, то с какого перепуга назвала его уродом? Ничего не понимаю!

— Не смотри на меня так, это не мои слова! Она сама его так назвала, — захихикала Машка, а у меня на душе стало легче от того, что она на меня больше не злится.