Савелий без особого труда признал в этом мужичке хозяина хаты, в которой они ночевали. И тут его осенило. Вот что ему надо: найти этого чудаковатого барина и попытаться устроиться работать в артель. Вскоре он остановил проходящую мимо дородную бабу с двумя полными корзинами.

– Иде найтить чудаковатого барина?
– переспросила она.
– Церковь, милок, бачишь?
– указав головой, спросила она. Ото к ей иды, а там за ею и усадьбу его побачишь.

Щуплый, невысокого росточка с хохолком седых волос вздыбленных посреди высоких проплешин на висках, с пышными седыми, слегка всклоченными бакенбардами, в посконной мужицкой рубахе, стянутой в поясе дорогим кавказским ремешком, набранным пластинками серебра, чудаковатый барин сидел как-то полубоком на широкой массивной лавке, посапывая трубочкой. Пряный запах дорогого табака витал в людской. Савелий сидел напротив, на добротно сколоченной табуретке.

– Давай, беглец-молодец, договоримся сразу, - окинув Савелия с ног до головы прищуром своих пытливых умных глаз, сказал барин, - если ты прибежал ко мне и в работы просишься, значит, в том есть нужда, а коль так, я должен знать всю твою подноготную. Расскажешь всё без утайки, может, и помогу, чем могу.

– И Вы, барин, откуда знаете, що я в бега кинулся?

– Слухами земля полнится. Пятигорск он, вроде как, далековато, но и до нас слухи доходят. Вчера двое молодцов ко мне наведывались. Интересовались тобой и твоей полюбовницей, описали ваши обличия, значит, по пятам идут? Купец Ахвердов, нанял сыщиков частного сыска, для твоей поимки и девки. Крови у вас на руках руках нет?

– Боже упаси, барин, я не разбойник и не лихоимец какой.

– Да что ты заладил, барин, барин. Я ведь, к твоему сведению, гвардии отставной полковник. Говори мне, Павел Степанович. Выходит, это ты купца Ахвердова спас, когда его кони понесли?
– неожиданно спросил хозяин.

– Я, Павел Степанович.

– Он вознаградил тебя?

– Очень щедро, Павел Степанович.

– И на хорошую работу пристроил, жалование приличное положил. Так?

– Всё так, Павел Степанович.

– Так зачем же ты тогда у купца черкешенку карапчил? Он столько для тебя добра сделал, его только разве что благодарить надо, а ты так подло поступил.

– Попросила, Павел Степанович, девка, чтобы я её от старика спас, надумал он её женой своею сделать.

– Ну, надумал и надумал, твоё тут какое дело? Тебе самому, небось, приглянулась?

– Та, не, по мне она, так, обыкновенная девка. Плакала, просила избавить от купца, как не помочь, дитё ить совсем, Павел Степанович. Не пара они.

– И опять тут не твоё дело. С чего ты решил, что не пара. Ты не Господь-Бог, чтобы судить. И куда ж ты её?

– К родне своей э...Нской, куда ж ещё можно было?

– Купец на тебя официального заявления не подавал. Как ты думаешь, почему?

– Откуда мне, Павел Степанович, знать.

– А я тебе скажу. Лишнего шума не хочет, чтобы репутацию собственную не подмочить, но тебя найти желает, и наказать примерно, по-своему. Это я знаю точно

– Спасибо, Павел Степанович, што упредили, я-то догадывался, шо шукать будут, но мыслил, когда всё уляжется в Старом Кресте на жительство осесть.

– Э-ка, планы у тебя, однако! Вот ты пришёл ко мне на работу наниматься, значит, что-то у тебя не заладилось Так?

– Так, Павел Степанович.

– Что?

– Дитём я обзавёлся.

– Каким ещё дитём?
– нахмурил лоб помещик.

– Аккурат вчерась, напросились мы на ночёвку в Успеновке. И надо ж было такому приключиться, шо к утру хозяевам младенца подкинули.

– Вот оно что. Ну, а ты?

– Я, Павел Степанович, як хлопчика разглядел, у меня внутри што-то перевернулось. Не сказать, шоб я к малым дитям дюже охочь, а тут склонился над им и дохнуть на его боюсь. А эта, под руку, обуза така для нас, давай добрим людЯм отдадим, або в приют. От ведь як бывает. Николы не думав, даже мыслей таких в голови нэ появлялось, шо змею под боком пригрев. Потому, для себя решив, шоб там впереди меня не ждало, николы мальчонку не брошу.

– Да, дела-а!
– сочувственно протянул Павел Степанович.
– Что же мне с тобой делать? И помочь хочется, - то есть, соучастником твоим сразу стать, и в беде оставить не гоже.

Помещик склонил голову в раздумье, некоторое время так и сидел неподвижно, вдруг, словно очнувшись, принялся раскуривать трубочку. Та, поначалу не подавала никаких признаков жизни, но неожиданно лёгкий, ещё робкий сизоватый дымок тонкой ленточкой взвился над чубуком.

– Ладно, - выдохнул вместе с клубом дыма помещик, - возьму грех на душу. Мне сейчас работники по зарез нужны. Русло реки необходимо основательно почистить. Мужики, что по найму этим занимаются, в шалашах прямо на реке живут, к осени, думаю, управятся. Вот и ты там поживёшь, поработаешь, а бабу с дитём я в поместье возьму. На выходные их навещать будешь.

Савелий поднялся, и первым естественным желанием его было повалиться на колени перед помещиком, но встретив его строгий взгляд, выдохнул:

– Спасибо, Павел Степанович, век буду помнить Вашу доброту, - и, видя, как помещик только отмахнулся, быстро-быстро заговорил.
– Побегу, мне ещё сегодня надо в церковь обязательно зайти.

Помещик вопросительно посмотрел на парня.

– ?

– Хлопчика перекрестить надо, он же не нехристь какой!

– А вот с этим, парень, ты пока повремени, мой тебе совет. Батюшка у нас хороший, но с норовом. Придёшь ты к нему, а он возьми и спросит: а не похитил ли ты чада, отрок? Да приведи хотя бы одного свидетеля, который подтвердит, что хлопчик подкидыш. Чем крыть будешь? То-то! И потом, мне мысль одна покоя не даёт. Вы ж не венчаны. С этим как быть? Поэтому мне надо прежде со священником переговорить и все эти вопросы уладить. А теперь беги, веди свою полюбовницу с ребёночком сюда, а я пока распоряжения отдам.