На законный вопрос: «Какого хрена?!» без тени раскаяния в бесстыжих глазах отвечает:

– Пора перестать отравлять жизнь друг другу. Останемся мы друзьями или нет, зависит только от тебя, а сейчас извини, мне пора идти. Вечером мы всё подробно обсудим.

Глава 2

Прогулки по крышам

По крышам не гуляют в одиночку…

Н. Колесова

Никогда бы не подумала, что покинуть больничную койку стоит такого каторжного труда!

Заветную выписку удалось добыть лишь путем дипломатических ухищрений (в этом мне очень помог Артемий) и умеренного шантажа (здесь уж сама постаралась). Так или иначе, завожу будильник на полседьмого, хватит с меня тунеядства!

Измерение температуры и давления, медикаменты, периодические кардиограммы, УЗИ и прочие обследования обещали сопровождать довольно долгое время, но я не жаловалась.

– Следует исключить повторение приступа и по возможности его предотвратить, – без особой надобности поясняла Лизавета, выписывая очередное направление.

– Вернее, проверить наличие остаточных явлений, а заодно отвести подозрения, – уточнял Воропаев.

Остаточные явления были: до жути реалистичные кошмары, головокружения, ни с того ни с сего немели ноги или теряли чувствительность пальцы. Я могла целый день пролежать в постели, не имея возможности подняться.

Когда это случилось в первый раз, мы сидели в моей палате и говорили. Обо всем, что считали важным, стремясь поделиться каждой мелочью, боясь что-либо упустить. Долгим, неспешным разговорам, которые то и дело прерывались жадными поцелуями, мешали только плановые процедуры и редкие («дабы не нарушать отчетности») визиты лечащего врача. Ощутив, что спина начинает затекать, я приподнялась на локтях, усаживаясь поудобнее, и вдруг поняла, что не чувствую ног. Ниже колена словно прицепили нелепый балласт.

Выражение неконтролируемой паники выдало с головой.

– Что такое? – Артемий сразу подскочил ко мне, готовый отразить любое нападение.

– Ноги, – пролепетала я, тщетно пытаясь успокоиться, – не чувствую…

Ручка двери вспыхнула под дополнительным заклинанием, такое и стадо слонов удержит. Воропаев помог принять сидячее положение, стянул с меня шерстяные носки и колготки (мерзла я постоянно), велел задрать ночнушку до бедер. Медленно и осторожно начал ощупывать правую ногу, начиная от ступни. Не чувствую, совсем! В голове билась отчаянная мысль: «А вдруг я навсегда останусь калекой? Кому я такая буду нужна?»

– Отставить панику! Скажешь, когда что-нибудь почувствуешь.

Честно прислушалась к ощущениям, унимая трусливую дрожь. Успокойся, истеричка! Ты врач, в конце концов, или безмозглая девица из института благородных?!

– Здесь!

Прикосновение было едва заметным, как сквозь ткань или иной материал, но оно было.

– Точно здесь? – он чуть сильнее постучал пальцами по моему колену.

Повторив процедуру с другой ногой – та реагировала несколько лучше, – Артемий разрешил поправить ночную рубашку и принялся за массаж. Так странно глядеть на ритмично двигающиеся руки, видеть растирание… но совсем не чувствовать. Странно и страшно.

– Раньше надо было думать! Зато теперь не будешь дрянь всякую в рот совать.

Жестоко, но с любовью. Он-то прекрасно знает, на какие кнопки нажимать.

Массаж сопровождался неразборчивым бормотанием, и постепенно чувствительность вернулась. В ногу впились тысячи иголок, будто я ее просто отсидела, но боль показалась спасением. От пальцев к бедру побежало живительное тепло. Закончив с правой ногой, Воропаев приступил к левой, а затем снова вернулся к правой, чередуя их до тех пор, пока я не сумела пошевелить пальцами и согнуть ногу в колене.

– Ложись обратно.

На меня надели носки и укутали одеялом. С ужасом ждала вердикта. Что сейчас произошло?

– Остаточные явления, – спокойно ответил Артемий. Самообладание не подвело его и на сей раз. – Нервные окончания чудят, импульсы потихоньку возвращаются в норму, но иногда происходят сбои. Могло быть и хуже.

Я вцепилась в его руку.

– Значит, инвалидность не грозит?

– Не должна, но на массаж с пару недель походишь, я договорюсь. Если не хватит, продлим до месяца, до двух – пока опасность не минует, – Воропаев ободряюще сжал мои холодные пальцы. – Как только прихватит, сразу – сразу! – говоришь мне, хорошо?

Мама и «Оленька» сменяли друг друга, рядом со мной неизменно кто-то находился. Были рекомендованы прогулки на свежем воздухе, поэтому нам приходилось выбираться в маленький больничный парк. Мы – это я, Оленька или мама, и инвалидная коляска: первые два-три дня ходить было тяжеловато. Немудрено, что я сократила прогулки до минимума, ужасно чувствовать себя беспомощной. Меня утешали, что всё это временно, а вернуться практически с того света без последствий не смог бы никто.

Но теперь я дома, ужасная коляска забыта, ноги – тьфу-тьфу-тьфу! – слушаются, и всё относительно нормально. Сашка неизменно звонит по вечерам, Элла забегает каждое утро перед работой, мама нет-нет да заглянет в комнату. Анька обиделась и не разговаривала со мной больше недели.