Если бы не Миша, Римма, наверно, бы сбежала. Он устроился работать водителем, целыми днями пропадал на работе, но вечером он неизменно успевал к вечерним делам. Он терпеливо показывал, как справляться со всеми делами.

Про то, как она в первый раз села доить корову, Римма до сих пор вспоминает со смехом. Муж стоял рядом, рассказывал, что надо сначала корову погладить, успокоить ее, затем промыть вымя, соски, чтобы в молоко не попала грязь. С этим Римма справилась более-менее. Затем она села на низенькую скамеечку, взяла в руки подойник, смазала соски маслом, как учил муж, чтобы удой был побольше, и корове не было бы больно, когда ее дергают за соски. Затем смело взяла в руки два соска и потянула их, прислушиваясь, когда же струйки молока запоют, зажурчат, наполняя ведро. Но никакого звука не было, как ни старалась Римма. Тогда она решила понастойчивее потянуть за соски, но молочка так и не увидела. Зато корове не понравилось, что ее так сильно дергают за соски, поэтому она предупреждающе переступила с ноги на ногу. Римма невольно замерла, но, увидев, что Маня опять начала жевать жвачку, еще крепче впилась в соски. И тут она не рассчитала, забыла, что у нее длинные острые ногти. Корова, почувствовав боль, вдруг резко подняла ногу и пнула ее в коленку. Римма от боли завопила так громко, что корова испугалась, резко рванула с места, толкнув при этом орущую Римму. Римма упала на ведро с водой, которое она забыла убрать после того, как помыла вымя коровы. Ее окатило холодной водой, она больно ударилась плечом. Затем она вскочила на ноги, шагнула было вперед, но, подскользнувшись на коровьей лепешке, опять упала, уже на спину, а голова ее мягко плюхнулась опять же в коровью лепешку. Это произошло в какие-то доли секунды, Михаил, хоть и стоял рядом, ничего не успел предпринять. Затем, опомнившись, он подскочил к жене, но вместо того, чтобы помочь, закатился смехом. Римма сначала рассердилась, потом обиделась, а потом сама расхохоталась, так смешно она выглядела: лежит посередине стайки, голова покоится в коровьем навозе, сама вся грязная, мокрая. Бедная корова, испугавшись ее крика, убежала на другой конец двора, выметнувшись из стайки. Просмеявшись, Михаил помог ей встать и глядя на нее веселыми глазами, сказал:

– Надо баню затопить, отмыть хорошенько, а иначе рядом с тобой и лежать невозможно, не то что обнимать, вся провоняла навозом.

Михаилу потом долго пришлось успокаивать корову, так она испугалась. Но постепенно Римма привыкла ко всему, через полгода уже доила корову, как заправская доярка, и, будучи шустрой молодкой, все делала на бегу, всюду успевала.

Часто приезжали родители, диву давались, видя, как ловко получается все у дочки, которая дома еле-еле посуду мыла, а тут, на тебе, и огород, и скотина, везде порядок, все обихожено. А главное, приезжали они теперь не одни. После отъезда Риммы им стало так тоскливо, что они решили усыновить ребенка, малыша, лет двух-трех. Они уже начали собираться в Дом ребенка «Малютка», но тут пришла горькая весть. В соседнем городе погиб друг, сослуживец Юрия, он попал в аварию вместе с женой. Поехав на похороны, Юра узнал, что у друга остался десятилетний сын Доржо. Поскольку его родители были детдомовцами, то и ему судьба уготовила, похоже, такую же участь, ведь у мальчика не было никого из родных.

Юра приехал домой, посоветовался с женой, и они оба решили взять мальчика на воспитание. Так у Риммы появился братик, Доржо, с которым они быстро подружились, несмотря на разницу в возрасте. Оба обладали легким характером, любили пошутить, посмеяться, им было всегда хорошо вместе, и люди, не знающие их историю, даже предположить не могли, что они не родные брат с сестрой. Поладил мальчик и с Михаилом.

Казалось, все у них было хорошо, жили они дружно, весело, но одно только омрачало, Римма никак не могла забеременеть, хотя прожили уже три года. И на этой почве Римме крепко доставалось от свекрови, которая невзлюбила невестку с самого начала, постоянно строила козни, ворчала, ругалась, а в последний год при каждой встрече начала ее попрекать, договорилась до того, что, наверно, аборт сделала, шалава городская, вот и не может забеременеть. Михаил поначалу только посмеивался над матерью, затем начал защищать ее, и однажды так поругался с матерью, что та от переживаний загремела в больницу. После этого Миша уже не вставал ни на чью сторону, молча уходил, когда мать в очередной раз начинала нападать на невестку. Римма плакала ночами, часто приходила с опухшими глазами на работу, в детский сад, куда она устроилась нянечкой. Увидев ее в таком виде, коллеги начинали шушукаться за ее спиной, вот, мол, так ей и надо, городской. Жила бы там у себя в городе, никто ее не звал сюда. Римма делала вид, что не замечает перешептываний, а на душе было так тяжело, что хотелось все бросить и уехать домой, к родителям.

…Неизвестно, как бы все повернулось, если бы к ним на работу не устроилась Таисия Иванова, Тася. Невысокого роста, симпатичная женщина, с первых же дней стала близкой подругой Риммы. Переехала она в деревню недавно, выйдя замуж за Гошу Иванова, друга Миши. Смелая и решительная, она сразу дала понять детсадовским сплетницам, что не лыком шита, поставила их на место, и как бы взяла под свою защиту Римму. Ей стало так легко, кумушки быстро прикусили язычки. Тася прямо говорила в лицо каждому, что она о нем думает, и все ее начали побаиваться. С тех пор они крепко подружились. Римма теперь часто советовалась с подругой, у той всегда можно было найти поддержку. И со свекровью Риммы, Дыжид Бадмаевной, она не молчала, высказывала все. При ней свекровь не ругала Римму, кроме того, встретив ее у них дома, спешила откланяться. Даже Миша был ей благодарен, он так измучился между двумя родными женщинами, но выхода не находил. А Гоша, муж Таси, смеялся:

– Моя Таська такая, никому спуску не даст.

Римма успокоилась, перестала нервничать, жизнь потекла спокойная, так как злопыхатели во главе со свекровью заметно притихли. И вот как-то утром она почувствовала себя плохо. Пошла доить корову, как вдруг у нее внезапно закружилась голова, и ее стошнило. Миша, который собирался на работу, испугался, завел мотоцикл и повез ее к врачу. Какова же была их радость, когда выяснилось, что Римма забеременела. С этого дня Миша стал еще бережнее относиться к жене, строго наказал матери не цепляться к Римме. Отец Миши был доволен до глубины души, он любил Римму отеческой любовью за ее легкий характер, всегда вставал на ее защиту.

В положенный срок Римма родила девочку, которую назвали Аней, Анечкой. Счастью не было границ. Девочка родилась здоровенькой, доношенной и была такой спокойной, что Римма нисколько не уставала с нею. После родов месяц с ними прожила Эмма, мама Риммы, которая помогла ей на первых порах, научила, как пеленать девочку, как поить, то есть всем премудростям материнства. Молока у Риммы было вдоволь, девочка ела и спала хорошо, поэтому Римма быстро восстановилась после родов. Свекор часто навещал внучку, все не мог налюбоваться ею. И каждый раз находил в девочке что-то новое, сравнивал ее то с папой, то с мамой, дедушками и бабушками. Свекровь приходила раз в неделю, приносила домашнего хлеба, сметану, иногда даже стирала пеленки. Внучку она тоже любила, тетешкалась с нею, но с невесткой по-прежнему оставалась холодной, почти не разговаривала. Римма уже не переживала по этому поводу, поняла, что ее ничем не исправишь.

После отъезда мамы ей пришлось бы туго, но тут родители мужа переехали в деревню с чабанской стоянки, уволившись с работы, и свекор стал приходить каждый день и помогать по хозяйству. Римме оставалось ухаживать за домом и дочерью. И, когда Миша приходил с работы, все дела были переделаны. И он постепенно отвык, начал отлынивать от домашних забот, быстро привыкнув приходить на все готовое.

Когда Анечке исполнилось три года, дедушка заболел, начало пошаливать сердце, и врачи запретили ему заниматься тяжелым трудом. Вот тогда Римме пришлось туго. Все хозяйство легло на ее плечи. Миша уже не спешил с работы домой, мог задержаться у приятелей, и Римме приходилось самой выполнять работу по дому. Но Римма никогда не жаловалась на мужа, всегда старалась его оправдать перед всеми, особенно перед Тасей, которая набрасывалась на нее с упреками, что та посадила мужика на шею.

– Он же работает, с утра до вечера в пыльной машине, в жару и холод, а я дома сижу, чем же мне еще заниматься, как не домашним хозяйством. И зарплату всю приносит, не пьет, не курит. Нет, мне обижаться грех, он у меня хороший, – говорила Римма.

А сама вставала в пять часов утра, доила коров, угоняла в стадо, прибиралась в стайке, кормила поросят, кур, гусей, затем бежала домой приготовить завтрак Мишеньке. А Мишенька до того обнаглел, что даже перестал колоть дрова, носить воду, словом, приходил домой только поесть, переночевать и, переодевшись во все чистое, уходил на работу, а вечером, придя с работы, ужинал и ложился на диван перед телевизором. С дочкой он практически не виделся, утром и вечером она спала.