Мать, отец, сестра… Нет, не могу. Хотела бы, но не могу. Лучше носить боль в себе, чем причинить её тем, кого любишь. Они не заслужили страданий.

Но стоять здесь нельзя: Винс с Авалоном быстро найдут, затащат чаёвничать, требуя излить душу. И не поймут, что не желаю я говорить, не желаю видеть людей.

Со страшной силой потянуло на кладбище, на могилу Эрно. Плита, наверное, разбита — вот и займу руки, раз не в состоянии занять мысли. Всё лучше, чем просто выть от тоски. Одно плохо — путь на кладбище через весь город, мимо Авалона, Винса, мамы…

Проверив, не видно ли меня, метнулась к дому Кристофа. Ага, как и предполагала, там есть сад, даже пасека, вот через неё, задворками, и выберусь из Верешена. Сделаю круг, немного успокоюсь и решу, что говорить остальным. Потом всё равно придётся, не оставят меня в покое.

Кое-как перелезла через забор — не до поиска калитки — и припустила мимо цветущих яблонь и жимолости. Как вор. Мысль о поисковом заклинании подстёгивала, заставляла быстрее перебирать ногами.

Подвели туфли. Когда шла к Башне, не планировала, что придётся бежать, вот каблук и завяз в земле. Я упала и с грохотом опрокинула лейку.

Тут же хлопнуло окно на втором этаже.

Не нашла ничего лучше, чем распластаться на земле.

Лишь бы Кристоф, или кто там, не увидел!

— А ну-ка брысь отсюда, воришки! Учтите, я для вас сюрприз заготовил.

Ох, знать бы, магический или нет?

Плохо-то как! Шум привлечёт разыскивающих меня магов.

Сняла туфли и, позабыв о конспирации, рванула к ульям. Надеюсь, не покусают. А, неважно, не умру, а умру… Какие мелочи, Рената, вспомни Эрно. Из тебя не вытащат душу, не выпьют жизнь, не разорвут на части заклинанием, не заставят мучиться в подвале, годами оплакивая горькую судьбу.

— Рената? — полетел вслед удивлённый голос Кристофа.

Ну почему у него такое зрение? Оказалось, в спальне интенданта стояла подзорная труба. Вот Кристоф и навёл её на воришку.

Даже не подумала останавливаться.

— Кристоф, — а вот и голос Авалона, — доброе утро. Ты Ренату не видел?

Замерла в ожидании ответа и с удивлением услышала отрицательный.

Дальше коротко обсудили здоровье интенданта, и голоса смолкли, а окно захлопнулось.

Забор со стороны пасеки оказался выше, поэтому забраться на него с былой прытью не удалось. Вдобавок занозу в стопу загнала — без туфель же. Молчаливо ругнулась и сняла чулок. Вовремя, ничего не скажешь!

Пчёлы жужжали над головой, но пока не жалили.

— Рената, что вы там натворили? Ну, пожалейте меня, право слово, не бегайте. Вам-то что, а мне ходить тяжело.

Опираясь на трость с растительным орнаментом, в поле зрения показался Кристоф. В одних штанах, перебинтованный, словно куколка бабочки, с гримасой боли на лице. Каждый шаг действительно давался ему с превеликим трудом.

— Простите, я не хотела вас будить, просто тихо пройти задворками, — во мне зашевелилась совесть.

Подняла человека с постели, причинила неудобства…

Ай! Одна из пчёл таки ужалила. Замахнулась на её товарок и услышала окрик:

— Замрите лучше, не злите. Они не любят резких движений.

— И пойдёмте-ка в дом, — уже тише, вкрадчиво, добавил Кристоф. — Просто посидите и успокоитесь. На вас лица нет. От людей прячетесь… Я мешать не буду, уходя, сами дверь закроете.

— Простите, не могу, — лицо скривила судорога. — Не из-за вас, хотя вы… Вы тоже.

— Пойдёмте, — настойчивее повторил Кристоф. — Иначе вы дел натворите. Я это ой, как хорошо знаю!

Изумлённо глянула на интенданта. Неужели он догадался? Значит, всё видел. Предатели, всё предатели! Молчали и потворствовали.

Вскочила и предприняла ещё одну попытку перелезть через забор. В итоге зацепилась юбкой за доски и едва не порвала платья. Вот она, спешка, ни к чему хорошему не приводит.

— Одной хочется побыть, верно? — Кристоф подошёл ближе. Его пчёлы не кусали, признавали хозяином. — Рената, у вас полные глаза боли, и я догадываюсь почему. Осуждать не стану, не имею права. Да и за что? С предубеждениями давно расстался. Знаю, звучит как издевательство, но вам нужно сейчас успокоиться, иначе с ума сойдёте. Я знаю, каково это. Поэтому я могу понять, а Авалон нет. И утешать не стану, знаю, как раздражает чужая жалость.

Разумеется, я никуда не собиралась идти, но интендант бросил трость и протянул здоровую руку ладонью вверх. Больная плетью висела вдоль туловища. Кристоф стоял и ждал, потом устало улыбнулся:

— Боитесь? Я, конечно, не дух, с заклинанием правды сложнее, но есть клятвы, которые не нарушают. Дам любую.

— К чему такая откровенность? Лгать друзьям и изливать душу мне?

Я не верила ни одному слову.

— Потому что, Рената. Вы ведь со мной тоже разговариваете, а от Авалона сбежали. Хотя ему доверяете гораздо больше. Пойдёмте. Кажется, где-то завалялась бутылка креплёного. Дозировку белладонны пополам с коккулюсом и вереском выберете сами, но без этой настойки вы себя съедите. Только об одном прошу — не отравитесь! Бутылочка подписана как успокоительное с тремя плюсиками.